Шторм над Петербургом
Шрифт:
— А теперь вопрос — связан ли этот Мейдель с теми студентами, которые примерно в это же время попали в больницу с эфирным выгоранием, — рассуждал Черкасов.
— Думаете, они могли его ограбить?
— Я думаю о чем угодно, Алексей. Мейдель мог сам попытаться производить вещество. Мог продавать его студентам, чтобы заработать. — Экспедитор огляделся по сторонам. — Деньги ему явно были нужны…
Тем временем Ростопчин вернулся:
— Всех вызвал. Ждем ребят, констатируем — и работаем.
— Вот
Черкасов аккуратно закрыл кухонную дверь, оставив тело Ивана под охраной Ростопчина, и посмотрел на Арсеньева, который стоял на лестничной площадке с какой-то пожилой женщиной.
— Нашлась свидетельница, — коротко сообщил Арсеньев, пропуская старушку вперёд.
Она хотела перешагнуть порог квартиры, но лейтенант вовремя ее остановил.
— Прошу прощения, но сюда нельзя.
— Это как это нельзя? Случилось что?
— Давайте поговорим снаружи, — мягко улыбнулся Черкасов.
Обаяние экспедитора сделало свое дело, но любопытная старушка то и дело норовила выглянуть в дверной проем и понять, что произошло.
Среднего роста, с аккуратно уложенными седыми волосами и старомодным платком на плечах, она держала руки сцепленными на животе.
— Ох, матушка моя… — пробормотала она, заметив беспорядок. — Что ж это там у них, миленькие, случилось?
— Как раз разбираемся, — успокоил её Черкасов, кивнув Арсеньеву, чтобы тот прикрыл дверь. — Как вас зовут?
— Лазарева Ефросинья Петровна, — ответила она, вытирая платком уже сухие руки. — Живу вот здесь, напротив, в двадцать седьмой. Всю жизнь тут прожила.
— И, должно быть, вы знаете Ивана Мейделя? — спросил Черкасов, не теряя времени.
Старушка всплеснула руками.
— Конечно, знаю, как же не знать! И матушку его знаю. И сестренку, и отца тоже знала… Ох, такое горе у них в семье произошло, горе-горе…
— Расскажите, пожалуйста, об Иване.
— А что? Совершил что-то? Да в жизни не поверю!
— Хороший, значит, юноша? — улыбнулся я.
— Ваня-то? Хороший! — уверенно закивала соседка. — Тихий, воспитанный. Всегда здоровался, помогал, если чего просила. Да и семье своей старается помогать. Как его отец, Алексей Севастьянович-то, погиб, так он ночами работать начал. Пенсию-то по утрате платят, но там же как кот наплакал…
Её голос дрогнул, и она приложила платок к глазам.
— Что с ним, милок? Что-то с Ваней?
Черкасов молча покачал головой, не давая прямого ответа, но выражение его лица сказало всё. Ефросинья Петровна охнула и покачнулась, но удержалась за косяк.
— Господи… да что ж такое-то? Какой он был паренёк славный…
Я отошёл к стене, давая Черкасову пространство для разговора, и наблюдал за старушкой. Её реакция казалась
— Ефросинья Петровна, вы что-нибудь странное сегодня слышали? — мягко спросил Черкасов. — Может, шум какой-нибудь, крики?
— Утром что-то было, — задумалась она, нахмурив седые брови. — Шумели там, вроде бы таскали чего-то. Но Ваня часто коробки носил, у него подработка была в службе доставки. И коробки пустые домой приносил, потом на макулатуру сдавали. Я и подумала, что опять за своими коробками бегает.
— А что насчёт его семьи? Мать, сестра? Вы их видели в последние дни?
— Так уехали они, — быстро ответила старушка. — Ежегодно в декабре уезжали в Варшаву, к её родне. Эльжбета Казимировна там родилась, у неё там сестра живет. На Рождество всегда ездили. Она мне фотографии показывала, такая ярмарка красивая! Правда, в этом году раньше уехали…
— Эльжбета Казимировна не уточнила, почему?
— Да вроде Ваня билеты дешёвые нашёл, но горящие. Нужно было прямо на следующий день вылетать… Они быстро собрались и укатили. И Ваня собирался, только хотел с проектом на работе закончить. Он же у нас ученый, кандидатскую писал…
Старушка снова приложила платочек к глазам.
— Спасибо, Ефросинья Петровна, вы нам очень помогли, — Черкасов кивнул ей с лёгкой улыбкой и кивнул Арсеньеву. — Если что вспомните, сообщите, пожалуйста.
Лейтенант проводил старушку обратно к её двери. Я слышал, как она бормотала себе под нос: «Вот ведь беда-то какая…»
Когда мы остались одни, Черкасов открыл свой блокнот.
— Значит, успел их вывезти, — он сделал пометку карандашом. — Но нужно проверить, выехали ли они и добрались ли до Варшавы.
— Думаете, Мейдель предчувствовал?
— Возможно, знал, что за ним придут. Хотел перестраховаться и уберечь семью.
— Похвально, — отозвался я.
Пока он делал записи, я вернулся в гостиную и начал внимательно осматривать вещи, стараясь не прикасаться к ним. Под ногами поскрипывал пол, в воздухе витал запах пыли.
На краю стола, между разбросанными бумагами, я заметил странный предмет. Это была карнавальная маска — чёрная, бархатная, украшенная золотыми узорами. Тонкая, явно дорогая работа. На её поверхности, в правом верхнем углу, я разглядел выгравированный знак. Золотой крест, заканчивающийся дугой, а над ней — кружочек. Что-то очень знакомое. Я явно где-то видел такой символ.
Но вот где?
— Что-то нашли, Алексей?
Черкасов подошёл, окинув мою находку внимательным взглядом. Я не трогал маску — лишь поднял скрывавший ее лист бумаги, исписанный какими-то формулами. Здесь и правда царил полный хаос. Хорошо хоть, что Мейдель не устраивал в своей квартире лабораторию — иначе работать пришлось бы в защитной экипировке.