Сибирский папа
Шрифт:
– Когда? – Я улыбнулась. Всё написано на лице моего… Вот кто мне Гена? На самом деле – хороший друг? Гена смотрел на меня с такой надеждой…Он мог дальше не продолжать.
А если мне нужен именно такой человек? Которого я вижу насквозь, как младшего брата, все хитрости которого всегда понятны заранее?
Начинающийся закат на реке был такой красивый, что я невольно ахнула. Ничего себе!.. А мы могли и не увидеть этого, пройти мимо, занятые собой, своей суетой, сиюминутными шутками, ссорами, о которых потом и не помнишь. А в природе есть что-то, что действует на тебя помимо твоей воли, о чем бы ты ни думал, в каком бы состоянии ни находился. Даже наоборот, мы
Я достала телефон, чтобы фотографировать. Гена тут же встал, облокотившись на перила парапета на набережной, и принял красивую позу.
– Ну ты, конечно, Геник… – досадливо покачала я головой. Только что думала, что, может быть, я и неправа в отношении него. – Уйди, я фотографирую реку и закат.
– Сначала меня!.. – начал смеяться Гена, клацая челюстью.
– Ладно. Встань поровнее. И рот так широко не открывай.
Гена насупился, но приосанился. Теперь уже я засмеялась и стала его фотографировать. И, конечно, в этот момент позвонил Кащей.
– Где ходит моя девушка? Моя прекрасная любимая девушка…
Я замерла. Любимая девушка… От этих слов и от звука его голоса во мне сразу всколыхнулось всё, что было днем. Его руки, его губы, его близость… То, как я на мгновение совсем перестала ощущать время и потеряла себя – в нем.
– Я скоро приду, – ответила я как можно спокойнее, нажала отбой и, секунду поколебавшись, выключила телефон, потому что ничего другого в этот момент сделать не могла.
– Что? – встревожился Гена. – Кто это? Это он? Что ему надо? Скажи, что я с ним разберусь!..
Я молча отмахнулась. Если бы Гена мог разобраться с кем-то или чем-то, может, все было бы совсем по-другому. И мне не приходилось бы выбирать. Ведь то, что сейчас происходит, это выбор? Или это моя неразборчивость? И как отличить одно от другого?
– Что случилось? А? – Гена подбежал, заглядывая мне в лицо и снова пытаясь ухватить меня за бок, за руку, за шею, причем крайне неловко.
– Почему у тебя в поездке развились хватательные инстинкты? Перелет плохо подействовал? Или брандспойты?
Гена обиженно отступил.
– Тебе неприятно?
Я пожала плечами. Что мне ему сказать? Как отвечать на такие вопросы?
– Гена, дай мне свой телефон!
Я еще пофотографировала Гениным телефоном, свой включать не хотела. Перешлет потом мне фотографии.
Закат менялся на глазах. Облака над рекой принимали причудливые формы. Вот девушка, бегущая навстречу ветру, он раздувает ее волосы и платье… Это я. Вот двое, держащиеся за руки… Это мои родители. Вот дракон, худющий, с длинным острым хвостом, плюющийся огнем… Это Кащей. Вот кто-то маленький и жалкий, это Гена Куролесов, метр восемьдесят девять, мальчик из Тарусы… Маленький мальчик двадцати трех годиков. Вот всё поменялось и перемешалось… А где же Сергеев, мой новый отец? Мой настоящий, родной отец? Почему я не могу найти его среди облаков?
Мы шли по длинной набережной, навстречу солнцу, которое садилось очень долго. Сегодня один из самых долгих дней в году. Вечера бесконечные и светлые, томительно-прекрасные закаты, когда хочется мечтать, глядя на постепенно проступающие на небе звезды.
Гена что-то рассказывал, я особенно
– Маш, видишь, как со мной интересно!.. – с вызовом сказал Гена, заметив, что я не слушаю.
– Ага, – кивнула я, думая, звонит ли сейчас Кащей на мой выключенный телефон. Пишет ли мне. Думает ли о том, где я. И вообще – как мне быть? Вдруг Кащей придет ко мне поздно вечером? Открывать ему дверь? Нет, конечно. А почему я в принципе задаю себе такие вопросы? Потому что хочу открыть. Я не уверена, что люблю его. А была бы уверена, открыла бы?
– Вот повтори, что я только что сказал!.. – Гена встал передо мной.
– Ты думаешь, что ты моя бабушка, а я твоя внучка?
– Ага… – Гена стал смеяться и пихать меня в бок, ненароком еще и прислоняясь ко мне бедром.
Я оттолкнула его и быстро пошла вперед. Гена в два скачка догнал меня.
– Маш, я хочу разобраться…
Я молчала и шла дальше. Ужасное свойство. Гена пытается разобраться в том, чему нет слов. И постоянно достает меня этим.
– Зачем у вас был французский военный перевод?
Я решила сбить Гену с его любимой темы, у которой две подтемы: первая – когда именно я в него без памяти влюбилась, второе – почему я «так» к нему отношусь. Гена обожает это обсуждать, обсуждение состоит в том, что он бубнит и ноет – устно или письменно, а я молчу.
– В смысле? – Гена насторожился. – Подожди, мы еще не выяснили…
– Я говорю, – продолжила я, – зачем вообще кому-то может понадобиться военный перевод? Если начнется война, то точно не с французами, это раз. И пленных брать никто не будет, это два. Шарахнут бомбой и все. Всем большой привет! Понятно без перевода.
– Маш… – Гена умоляюще посмотрел на меня. – Почему ты такая? Когда я смотрю на твои фотографии, ты мне кажешься другой…
– На какие именно? – усмехнулась я.
– Вот, я нашел недавно… – Гена покопался в телефоне и протянул его мне. – Фотка – огонь!
– А! – засмеялась я. – Карелия! Там красиво на озерах!
– Ты очень красивая… – прошептал Гена, глядя на фотографию. – И добрая.
– Геник! Знаешь, сколько лет этой доброй девочке?
– Сколько?
– Двенадцать!..
– Нет…
– Да! Так что не надо смотреть на этого ребенка такими жадными глазами.
Гена обиделся так, что стало красным не только лицо, но и шея, до ключиц. Приятно иметь дело с таким искренним человеком, конечно. Но мне тоже обидно, что он ищет во мне то, чего во мне теперь нет или никогда не было. Ведь Гена не разговаривал с той девочкой, которая встала на огромный валун на живописном острове посреди озера, выразительно подбоченилась и загадочно улыбнулась. Я помню прекрасно, как папа меня фотографировал. И мне так хотелось выглядеть взрослой, загадочной… Папа меня смешил, и я изо всех сил старалась быть серьезной и привлекательной. А мама ругалась, что я пытаюсь «что-то из себя изобразить».