Синдром счастливой куклы
Шрифт:
— Вообще-то у меня были попытки его освоить. Но все закончилось отбитым задом, — хохочу я, и Ярик сокрушенно вздыхает:
— Знала бы ты, сколько пережил мой зад на пути к первому 360-кикфлипу!..
Не решаюсь спросить, когда и где он успел научиться сложным трюкам, если не жил дома, но лишь молча любуюсь его красивым лицом, слушаю искренний смех, и колени слабеют от восторга.
Упрямо устанавливаю борд перед собой, отталкиваюсь, набираю скорость и лечу вперед, балансируя на трещинах и кочках. Я ничего не боюсь — мы всего
Не успеваю среагировать — колеса с хрустом натыкаются на препятствие и нечеловеческая сила сносит меня с доски.
Я вот-вот поприветствую лбом асфальт и зажмуриваюсь, но траектория падения резко меняется — раздается глухой звук, я приземляюсь на что-то мягкое и вижу над собой бездонное темно-синее небо с точками холодных звезд.
Ярик подо мной шипит и морщится — он подставился под удар, проехался спиной по корням и нехило ушибся. Скатываюсь с него, чертыхаюсь и протягиваю руку, но он справляется сам — встает, взлохмачивает кудри и отряхивает джинсы.
Сдуваю с ладоней мелкие стекляшки и заглядываю ему в лицо:
— Как ты? Очень больно?..
Я в беспомощности заправляю за уши растрепанные патлы и ненавижу себя за патологическую неуклюжесть, но он улыбается:
— Да фигня. Не впервой.
Прихрамывая и подтрунивая друг над другом, мы отходим от злосчастного места — щиколотка наливается болью, но вскоре я забываю о ней.
За черными свечками пирамидальных тополей величественно раскинулось пустое шоссе северо-восточного путепровода, а за ним — плотный строй гаражей-ракушек, болото и металлические скелеты вышек ЛЭП.
— Юра часто советуется с тобой относительно треков. Ты ведь играешь на чем-то? — Ярик поудобнее перехватывает скейт и вглядывается в холодные огни у горизонта. — Почему не практикуешь?
— Да, я училась в музыкалке по классу флейты. Но сейчас у меня нет инструмента. Да и Юра не в восторге от его звучания…
— Напрасно. У «Саморезов» есть пара вещей, в которые можно было бы добавить фолк. Его можно было бы добавить и в мой трек… Давай договоримся: я найду для тебя флейту, и мы сделаем это. Что скажешь?
У гаражей благоухают дикорастущие черемухи, их густой насыщенный аромат висит в воздухе, и у меня перехватывает горло, а на глаза наворачиваются слезы.
— Скажу: да… — Голос срывается, но я стараюсь придать ему беззаботность.
То, что переполняет меня — томление и жгучий интерес к парню. Все неконтролируемые фантазии и спутанные мысли вдруг оформились в нерушимую уверенность — я хочу быть с ним. Телом, душой и сердцем. Хочу быть с ним всегда и только так у меня получится пересмотреть жизненные приоритеты и выбраться из ямы.
Он строит долгоиграющие планы, не боится трудностей и не собирается
— Давай прогуляемся? — Я ловлю его теплую руку, переплетаю наши пальцы и, задохнувшись от восторга и трепета, тяну за собой к проезжей части.
Едва ли нам еще хоть раз представится шанс пройтись по обычно оживленному шоссе, Ярик сжимает мою ладонь, ускоряет шаг и с азартом ввязывается в авантюру.
Мы медленно идем вдоль белой разделительной полосы, пунктиром уходящей за поворот, обсуждаем варианты звучания его песни, и разряды тока покалывают ладони. Но с тротуара раздаются окрики и треск раций, Ярик до глаз натягивает капюшон и командует:
— Менты. Валим!
Резко разворачиваюсь, устремляюсь за ним и взвизгиваю: иголка боли пронзает щиколотку, едва я на нее опираюсь.
Мгновенно оценив ситуацию, Ярик бросает скейт на дорогу, хватает меня на руки и, перемахнув через ограждение, бежит в темные дворы — учащенное горячее дыхание обжигает мое ухо, в груди под толстовкой грохочет его сердце, напряженные мышцы надежно удерживают меня от падения и возможных проблем.
Близость Ярика провоцирует приступ паники — душа уходит в пятки, голова кружится, в висках пульсирует кровь, и я глубоко и часто дышу, чтобы не закричать.
В густых зарослях сирени у старых общаг Ярик наконец ставит меня на ноги и крепко прижимает к себе. Преследователи с фонариками благополучно проносятся мимо, и за его плечом вновь воцаряется покой и идиллическая картинка майской ночи: изумрудная листва в голубом свете фонарей, поросшая зеленым мхом кирпичная стена, блестящая фольга и ошметки ваты на трубе теплотрассы.
Шея с пульсирующей жилкой, теплая щека и приоткрытые губы рядом с моими — Ярик напряженно прислушивается, не подозревая, на что я решаюсь прямо сейчас.
Слегка приподнимаюсь на цыпочки и касаюсь губами его губ — вкладываю в это проявление чувств всю свою нежность, признательность и заботу. А еще — страхи, боль, одиночество и зависимость.
Я не смогла спасти человека, которого любила больше жизни, теперь же я люблю его…
Он замирает, ослабляет хватку и прикрывает ладонью дернувшийся рот. Прячет руки в карманы, отходит на шаг и смотрит вниз — на блестящую от стекол землю.
— Это просто благодарность… За то, что выручил. За то, что рядом… — Язык заплетается, но я не собираюсь отступать. — Ярик, я тут узнала кое-что… Я не выдам тебя — хочу просто услышать. Обещай, что все о себе расскажешь?
Он поправляет капюшон и прислоняется спиной к кирпичной кладке.
— Хорошо…
— Ты же в розыске? — Я подхожу вплотную и заглядываю ему в глаза, не давая возможности отвернуться, и он, горько усмехнувшись, признается:
— Никакого криминала. В шестнадцать я свалил из дома. Я просто не хотел больше жить. Так.