Синеволосая ондео

Иолич Ася

Она отпустила Кимата на пол, поставила одну из кружек на стойку рядом с лысым и подмигнула сыну, присаживаясь на стул. Поехали!

Аяна просунула пальцы в смычок.

Мой брат – весёлый человек, скажу я вам, друзья.

От каждой выходки его смеётся вся семья!

Недавно он ходил менять корову на овцу.

И рассказал, как получил копытом по лицу!

Она взяла кемандже и наклонила, ведя смычком по струне и одновременно подкручивая один из колков.

– Му-у-у-у-у-у! –

пропела кемандже.

Сидевшие за столами рассмеялись. Звук был в точности как мычание коровы.

Аяна услышала эту песню на окраине Фадо, после того как они прошли несколько деревень, и сочла её забавной.

Мешки зерна он отвозил на мельницу, к реке

И девушку прекрасную увидел вдалеке

К ней, ослеплённый, подбежал: «О, как же ты мила»

Поцеловал и понял вдруг, что обнимал осла.

На этот раз кемандже сказала «Ии-а, ии-аа», и все рассмеялись снова.

Он воду в птичнике менять собрался поутру.

Вдруг видим мы, как он, крича, несётся по двору.

«Спасайтесь все, там страшный зверь, бегите, от греха!»

Во лбу его остался след от клюва петуха.

– Ку-ка-ре-кууу! – закричала кемандже.

Публика смеялась, и в кружке оказалась пара монет.

Потом Аяна спела ещё одну шутливую песню. Посетители смеялись и одобрительно хлопали по столам. После третьей кто-то крикнул:

– А про вдову знаешь? Про вдову и овощи?

Аяна помотала головой. Пришло время кемандже немного пострадать.

Она поправила волосы и подняла смычок.

Длинной дорогой иду мимо озера красного.

Спит мой отец и не знает, что снова иду к тебе.

Он не узнает, что ты появился в моей судьбе,

Завтра он свадьбу мою будет весело праздновать.

Красный халат упадёт с моих плеч завтра вечером,

Ночью сегодня увижу тебя я в последний раз.

Ночь за шатром и слова в тишине – всё что есть у нас,

Рядом с тобой посижу и вернусь незамеченной.

Спит твой хасэн, и не знает никто, где искать тебя.

Сны поднимаются в небо, и ты рукавом своим

Слёзы мне вытрешь, и будет рассвет страшен нам двоим.

После него будем жить, над утратой любви скорбя.

Она вспомнила Кадэр и выпустила на струны всю боль за неё. Короткими нисходящими фразами мелодия сжимала грудь, как выдохи рыданий, сводила плечи и живот в напряжении.

– Ондео... – выдохнул кто-то. – Кира ондео...

Аяна играла и понимала, как её умение далеко от того, которым владеет Конда. Мало уметь страдать. Нужно ещё уметь пропускать эту боль через кончики пальцев, а до них – через кисти, запястья, локти, плечи, от самого сердца, где она прячется.

Следующая песня про речных духов добавила ещё несколько монет в кружку, а

на столы начали просить вино.

– Держи, кира, – сказал лысый, отсчитывая ей девять медяков. – Проняла ты их.

– А что это за песня про вдову и овощи?

– Она не для твоей кемандже. А ещё тебе не стоит ездить в своём богатом наряде.

– У меня другого нет.

– Сходи к старьёвщику, купи себе обычное платье. Я ещё ни разу не видел, чтобы артисты ходили в том, в чём выступают.

– У старьёвщика очень дорого.

– А ты прямо в этом ходила? – удивился лысый. – Погоди.

Он снял с себя коричневую засаленную куртку и дал ей.

– На. Сними свой наряд и надень это. У тебя же есть длинные штаны?

– Да, – кивнула Аяна.

– Ну вот. А то в платье пошла! Ты бы ещё башмачки атласные из седы напялила. А лицо грязью мазани, вот тут – показал он под нос. – И иди пешком.

Аяна вернулась в радостном удивлении. Приличного вида старое платье, поношенное, но чистое и целое, обошлось ей всего в десять медных монет.

Лысый откровенно смеялся над ней.

– Кира, ты вчера родилась, что ли? Кто тебе продаст дёшево что-то , если по тебе кажется, что ты богатейка?

Аяна вспомнила про детей-попрошаек и промолчала. Вечером она спустилась к колодцу и осторожно постирала голубой халат в холодной воде с мылом, надеясь, что он не пострадает от такого обращения.

Халат, к счастью, не испортился. С утра она сложила его в мешок, отметив, что запаха цветочных лепестков не осталось вовсе, и оделась в своё новое, точнее, старое тёмно-зелёное платье.

– Как они это тут носят? – бурчала она, завязывая тесёмки на узких рукавах. – Это же неудобно! Кимат, тебе нравится?

Кимат, как всегда, улыбался, и она улыбнулась ему.

– Ничего, мой хороший. Тебе это не грозит. Ты будешь носить удобные штаны, когда подрастёшь.

4. Передай добро другому

Они ехали весь день, изредка останавливаясь на привалы, и к вечеру Аяна полностью распустила рукава и расстегнула пояс платья, а ещё ослабила шнуровку спереди.

– Нет, это невозможно, – рычала она. – Как в этом вообще можно что-то делать?

Юбки задирались, когда она сидела на Таште, и задирали за собой длинные штанины, оголяя ноги. Узкие рукава впивались в плечи так, то на них оставались красные полосы.

– Да что ты будешь делать! Клятый наряд! – негодовала она на следующее утро, натягивая платье в комнате над конюшней, которая обошлась ей в два медяка.

Кимат смеялся, глядя на неё.

– Это не смешно, милый! Тут не хватает разрезов. Они, похоже, вообще не ездят верхом!