Скала альбатросов
Шрифт:
— Как ваши дела здесь, в Милане?
— Вы сами видите, Арианна. Я в ужасе от всего, что творят в вашем доме. Я не могу примириться с мыслью, что чьи-то грубые руки с пренебрежением обращаются с шедеврами, принадлежавшими Джулио.
— С пренебрежением? Мне кажется, напротив, они с большим вниманием относятся к ним. Старательно выбирают самое лучшее. Знают толк в искусстве.
— Знает толк один Бертье, главный зачинщик грабежей. Но я поговорю с Наполеоном.
Серпьери не опустился в кресло, а в волнении ходил по комнате. Арианна с сочувствием смотрела на него. Он тоже
— Садитесь, Серпьери. Не переживайте. Все проходит — минует и это.
— Но вспомните, как Джулио любил свою коллекцию.
— Джулио больше нет. И может быть, так лучше для него.
Дверь распахнулась. Ввалились двое солдат, громыхая сапогами.
— Солдаты! — вскричал Серпьери. — Разве можно так бесцеремонно входить?
— Просим прощения, капитан, — произнес один из них, отдавая честь. Другой тоже неохотно вытянулся. — Но мы спешим.
— Куда спешите? — спросил Серпьери, направляясь к ним. — Разве недостаточно того, что уже вынесли из этого дома?
— Нам приказано забрать все. Тут остались еще две картины, и мы пришли за ними.
— Ни в коем случае! — закричал Серпьери. — Это портреты хозяев дома, их нельзя трогать! Мы — носители новых идей, а не варвары.
— Мне очень жаль, капитан, — ответил солдат, нисколько не тронутый его словами, — мы выполняем приказ. Заберем и эти две картины.
— Я обращусь к Наполеону!
— Обращайтесь к кому угодно! Только предупреждаю, капитан, у генерала есть дела поважнее. Ему не до картин и кусков мрамора. В Милане все решает Бертье. А теперь, с вашего позволения…
Серпьери преградил ему дорогу.
— Я тоже офицер французской армии и приказываю вам покинуть комнату.
— Оставьте, капитан! — решительно потребовала Арианна. — Солдаты должны выполнять приказ. Забирайте. Прошу вас только осторожней обращаться с этой картиной. Это портрет моего мужа, которого больше нет в живых. Его убили люди, действовавшие от имени революции.
Солдаты растерянно посмотрели на нее, потом подошли к стене и сняли картины. Серпьери, кипя гневом, ухватился та портьеру и уставился в окно. Он еле сдерживал себя. Когда солдаты вышли, граф повернулся к Арианне:
— Простите меня, дорогая. Простите та все идеи и восхваления Французской революции, которые я старался внушить вам, — он опустился на колени и горячо поцеловал ей руку. — Наверное, вы были правы, сомневаясь в них.
— Пойдемте, Томмазо, сядем. Мне не за что прощать вас. Вы говорили об идеалах. А мы имеем дело с обычными людьми, — Арианна предложила графу присесть на диван и, опустившись рядом, ласково провела ладонью по его лбу.
— Я должен просить у вас прощения и за свое поведение в последнюю нашу встречу, — проговорил Серпьери. — Мои признания были неуместны в тот трагический вечер, но я нисколько не хотел обидеть вас. Вот все, что я хочу сказать в оправдание своего поступка. Мне хотелось бы оставаться рядом с вами, если пожелаете, верным другом, братом, а если когда-нибудь согласитесь, то и мужем. Скажите, что я в силах сделать для вас? Расскажите, как вы пережили столь страшные
Арианна не перебивала Томмазо, ее обрадовало все, что он сказал. Его слова облегчали положение. Серпьери не изменился, вот что очень важно для нее. И она должна немедленно воспользоваться этим.
— Не переживайте, Томмазо. Я вышла из затруднения. Помог падре Арнальдо.
— А как Марко?
— Уже лучше. Я отдала его падре Арнальдо, у него он в надежном месте. Я не могу сейчас заниматься им. Мне необходимо восстановить все, что разрушили французы, и надо заботиться о моих людях.
— Я готов помочь вам. Я не очень богат, но могу…
— Мне нужна ваша помощь, но иного рода. Мне необходима ваша дружба, верная и братская.
— Я предлагаю вам ее от всего сердца.
— После всего, что довелось пережить, мне очень нужен друг, на которого можно положиться. Товарищ, с которым можно поделиться любыми мыслями и надеждами, вместе бороться и верить, огорчаться и смеяться. Близкий человек, на чьем плече я не стеснялась бы поплакать, в чьи искренние глаза могла бы заглянуть без боязни, на чью крепкую руку сумела бы опереться и не тревожиться, что его будет одолевать желание.
— О, Арианна, я принимаю такую дружбу. И сделаю все, что вы пожелаете. Готов быть всегда рядом с вами и не смущать своим желанием. Согласен идти вместе, дышать одним воздухом, видеть мир вашими глазами, принять вас в объятия, чтобы утешить, приласкать, защитить и помочь. Скажите, что я могу предпринять для вас сейчас помимо того, что предложить свою братскую любовь? Что могу сделать конкретно, я хочу сказать…
— Вы многое можете сделать. Пока же у меня два желания. Первое — встретиться с Наполеоном. Я хочу вернуть портрет Джулио и свой собственный. Остальные картины оставлю ему. Это будет мой вклад в военные расходы. Второе — я хотела бы связаться с чином, ответственным за снаряжение французской армии.
— Но, Арианна, что вы говорите! Мне понятно ваше желание увидеться с Наполеоном, но встреча с офицером, который занимается закупкой оружия для армии… Этого я никак не могу постигнуть. Вам нужен револьвер, ружье? Добуду. Это совсем не сложно.
— Нет, Томмазо. Мне нужно совсем другое. Я хочу продавать оружие французам. В провинции Брешия есть завод, отличный оружейный завод, и я…
— Я понял, вы хотите продолжить дело, которым занимался Джулио. Хотите торговать оружием. Но, дорогая, вы забываете, что Джулио был мужчиной.
— И такое говорите мне вы! А куда подевалось равенство, о котором вы столько твердили? В чем оно проявляется? Или я должна думать, что равенство — достояние одних только мужчин, а женщинам оно недоступно?
— Нет, Арианна, все иначе. Это опасное занятие. И я не могу позволить вам такое. Не хочу, чтобы вы рисковали жизнью.
— Ну что вы! Почему может быть опасна встреча с французским офицером с предложением приобрести превосходное оружие? Скорее, ему даже понравится общение с синьорой, которая предлагает оружие по сходной цене. Или вы считаете, что Наполеон намерен конфисковать и оружейные заводы?