Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуринка двадцать девятая
Шрифт:
А засим, вишь ли, узрели зрекуны, как на широченном троне, зажатом, воображаешь, между двух розовых колонн, восседал царь-батюшка с баяном изумрудного цвета в ручарах и, понимаешь, подбирал мелодию к словам только что самолично сочиненной баллады, которую гарный царь – бард с самозабвением напевал:
– Старикам у нас – доска почета, молодым у нас – достойный путь!
Баян царя-бардюшки, понимаешь, был тульский, марки «Этюд-205м2», однозначно.
Катерина пламенно взглянула на царя-бардюшку – и обомомлела, даже палес* в уста сунула. Вах, это был красавчик-мужчина, идеал Катиных девичьих грез. Козлиная
– А моя-то болярина, – восторженно рассказывал первый, – шубу новую купила, шобы от кумушек не отстать!
– Ну и шо?
– Шо, шо! Пришлось дюжину новых дворовых купить, шобы шлейф шубы за кралей таскали!
– Да ты шо!
– Да! Мне эвто влетело в копеечку! Знаешь, во скольки копеечек?
– Знаю, знаю, проходил! А моя-то болярина, – восторженно перебил первого второй, – вертолёт купила – до кумушек мотылять!
– Ну и шо?
– Шо, шо! Пришлось ей вертолётную площадку воздвигнуть на самой высокой луковице чертога!
– Да ты шо!
– Да! Мне энто влетело в гривенничек! Знаешь, во сколечко гривенничков?
– Знаю, знаю, проходил! А моя-то болярина, – восторженно перебил второго третий, – самолёт купила – до кумушек, понимаешь, ширять!
– Ну и шо?
– Шо, шо! Пришлось огород аннулировать и на его месте аэродром построить!
– Да ты шо!
– Да! Мне энто влетело в полтинничек! Знаешь, во сколь полтинничков?
– Знаю, знаю, проходил! А моя-то болярина, – восторженно перебил третьего четвертый, – космолёт купила!
– Ну и шо?
– Шо, шо! Пришлось на заднем дворе сортир снести, космодром городить!
– Да ты шо!
– Да! Мне эвто влетело в рублик! Знаешь, во скильки рубликов?
– Знаем, знаем! – зашумели все вокруг. – Скажи: на шиша?
– Шо: на шиша?
– Шо, шо! На шиша твоя, понимаешь, болярина космолёт купила?
– На Марсе участок под гасиенду купила! На следующей неделе собирается туда стартовать, постройки возводить!
– А она знает, шо надо возвести в первую очередь?
– Знает, знает! Сортир!
– Ну надо же, какая умница!
– Да! Она, моя умница, уже и Марсельезу выучила наизусть!
– Какую Марсельезу?
– Ту самую!
– Эвто какую – ту самую?
– А вот ту, понимаешь, самую: Марсельезу!
– Ах, ту самую Марсельезу!
– Вот именно, ту самую Марсельезу!
– Но зачем Марсельезу?
– Щобы было що напевать в новостройке!
– Но почему именно Марсельезу?
– Но моя умница, понимаешь, именно на Марс летит, а не на Венеру!
– Ну и шо?
– Шо, шо! Летела бы на Венеру – вызубрила бы Венерсельезу!
– Ну надо же, какая умница!
– Да, она такая!
– Как же ты с такой умной-то управляешься?
–
– М-да-а-а! – сочувственно завздыхали, понимаешь, боляре. – В жизни семейной забот полон рот!
– Один энтот забот не знает! – неприязненно прошипел якой-то болярин в очках.
– Кто, кто?
– Энтот, с баяном! Батюшка-царь! Токмо и делает, шо играет, баянист, пока мы в поте лица трудимся – обеспечиваем семьи! А ежели не играет, то позировать нас заставляет! Може, женить энтого баяниста и портретиста?
– Да ты шо! – возмутился якей-то болярин в пенсне.
– А шо?
– Шо, шо! – осадил пенснястый очкастого. – А то, шо ежда* он женится, то казна будет пущена на шубу, вертолёт, самолёт и космолёт для царицы!
– А как же наши, ох, ах, боляриночки?
– На них казны не хватит, ах, ох!
– Ах вот оно шо! – хлопнул себя по лбу очкастый.
– Вот именно! – покрутил указательным пальцем у виска пенснястый.
– Ну так вот шо я придумал: пусть тогдась баянист продолжает играть на своем баяне! – воскликнул прозревший очкарик.
– Вот именно! – согласился пенснеонер и покрутил указательным пальцем у виска. – В энтом и заключается наша мудрая внутренняя политика!
– Вот именно! – закивали прочие, понимаешь, боляре и закрутили указующими пальцами у висков.
– Совершенно с вами со всеми согласен! Во всём! – с пафосом провозгласил самый уважаемый и самый авторитетный болярин, энергично крутя адресующим пальцем у виска. – Авось и вы все согласны со мной во всём!
После того, как между болярами было достигнуто единодушное, понимаешь, согласие, иными словами – всеобщее единение, то бишь единогласное единодушие, сиречь консенсус, по поводу игры царя-батюшки на баяне, эвти выдающиеся, воображаешь, государственные деятели принялись взволнованно перешептываться: правда ли начнется пампания по борьбе с курпурцией, или всё произойдет так, как в прошлый раз, и в позапрошлый раз, и в позапозапрошлый раз, и так далее, в глубину веков, – словом, сия камкания, як завсегды, будет отложена на тринадесять месяцев?
– Ах, ежели па... па.. пампания начнется в энтом году, то всё пропа... па... па... пало! – говорили одни, па... па... понимаешь, па... па... пампаньоны, самые прозорливые из боляр. – Па... па... па... пам!
– Да, ежда в эвтом году всё же начнется ка... ка... камкания, тогды всё пропало! – соглашались другие ка... ка... камканьоны, не менее прозорчивые. – Ка... ка... ка... кам!
– Авось всё же в энтом году пронесет! – убеждали, понимаешь, самые прозорливые. – Па... па... па... пам!
– Авось в эвтом году пронесет! – убежденно соглашались все прочие, не менее прозорчивые. – Ка... ка... ка... кам!
Ка... ка... ка... кажный ка... ка... камканьон бдительно следил за остальными па... па... пампаньонами, так что никто из них не обратил ника... ка... какого внимания на Ка... Ка... Ка... Катю.
– Здорово, царь-батюшка! – вынув из уст палес, весьма горячо проорала Огняночка.
– Ой, мама! – вздрогнул царь-бардюшка, отложил тульский баян, глянул на Катю – и обомбомлел, даже мизинчик в роточек сунул. – Чмок, чмок! Чмок, чмок! Чмок, чмок! – и, хорошенько обсосав мизинец, монарх вынул его из ротка и изрек: – И тебе не хворать, деушка! Тебя ка... ка... ка... как зовут, красуля неописуемая?