Скопа Московская
Шрифт:
Конечно же, они пришли ночью. В этом никто не сомневался, и не сомкнул глаза до самой атаки. Атаку ждали в самый тяжкий час стражи, выставили самых молодых, кому ночь не спать после боя куда как проще, нежели более опытным. Опыт-то приходит с годами, а время никого не щадит. К тому же я вспомнил разговор Жеглова с Шараповым из знаменитого фильма «Место встречи изменить нельзя», где Шарапов рассказывает, что в наблюдатели старался ставить новых людей, потому что у тех, кто давно смотрит, глаз замыливается. Вот я и велел удвоить караулы и менять людей, чтобы каждый дольше пары часов на одном и том же месте не дежурил. Если уж не
После полуночи я приказал утроить караулы, чтобы они не просто обнаружили врага, но если он подберётся слишком близко, то сумели бы отразить первую атаку. Люди менялись также каждый час, но теперь на каждом посту дежурили по десять стрельцов и спешенных детей боярских.
Это решение далось мне нелегко, однако я принял его с тяжёлым сердцем, понимая, что популярности мне оно не добавит. Дворяне и дети боярские — это всегда конница. Они готовы идти пешком на приступ, потому что верхом на стену не взберёшься. Готовы хоть всю ночь дежурить без сна, но в сёдлах или рядом с лошадьми. Но мне они нужны были в крепостцах, чтобы своими саблями и умением в съёмном бою, даже пешем, поддержать стрельцов. В ночной тьме до стали дойдёт очень быстро, а стрельцы всё же далеко не так ловки в рукопашной, как казаки или венгерские гайдуки. Я сто раз пожалел, что у меня в войске нет своих казаков, но они либо служили самозванцу, как те, кто пошёл за Заруцким, либо просто выжидали, не спеша приходить на помощь московскому царю. Царственный дядюшка мой не раз писал им письма и слал богатые поминки донской старшине, однако как татары, казаки предпочитали не вмешиваться.
Я сам обратился к дворянам, собрав всех на небольшом поле за гуляй-городом. Многие из них уже стояли пешими, лишившись коней в недавней жестокой рубке. Однако таких, оставшихся безлошадными, были слишком мало, да и многие среди них были ранены, хотя и не спешили отъезжать с боя.
— Дворянство, — обратился я к ним, — сегодня мы просидели полдня в сёдлах без толку. Ляхи так и не сунулись к нам. Значит, хорошо мы угостили их до обеда, что после они за добавкой не пришли.
Мои слова вызвали смешки. Конечно же, это была откровенная похвальба. Все понимали, что мы едва вырвались сегодня, и не приди нам на помощь наёмные кавалеристы, всей поместной коннице пришлось бы очень туго. И погибших, раненных и оставшихся безлошадными было бы намного больше.
— Но нынче они полезут к нам, — продолжил я, — аки тати нощные. И надо оборонить от них гуляй-город и крепостцы, что за нами остались.
— Обороним, князь-воевода, — выпалил кто-то из рязанских дворян. — Хоть всю ночь просидим в сёдлах без сна, а воров ляшских не допустим.
— В том и дело, — приступил я к самому сложному, — что не верхами надо стражу стоять, но вместе со стрельцами в крепостцах да у городьбы гуляй-города.
— Это что же, нас с городовыми стрельцами сровнять хочешь, княже? — первым опомнился Захарий Ляпунов, возглавлявший рязанских людей.
Старший брат его сам в бой идти не спешил и оставался в таборе, возглавляя конный резерв, составленный из его выборных дворян. Они должны были вмешаться только если опасность будет грозить самому гуляй-городу, потому и не отправились выручать нас, когда мы дрались в окружении. Тут ничего зазорного не было, воевода Прокопий Ляпунов выполнял мой приказ и выполнил его в точности.
Упрёк Захария был вполне
— Ляхи пешими на приступ пойдут, — ответил я, — а на коне ночью не сильно разгонишься, ноги можно ему переломать. Почти сразу в сабли ударят, съёмный бой пойдёт, а в нём стрельцы слабы. Пальнуть может раз и успеют, но после, как до стали дело дойдёт, вражьи венгерцы да казаки с ними справятся, даже бердыши не помогут. Всё то вы и сами знаете.
— Значит, кроме как нашими саблями никак не оборониться, — теперь уже заговорил Граня Бутурлин.
— Я сам пешим встану с саблей у городьбы гуляй-города, — заявил я, как будто не услышав его, но давая ответ, — и до утра глаз не сомкну, если понадобится.
Конечно, это весьма серьёзный урон чести, однако теперь, видя, что я готов к такому, мало кто откажется последовать моему примеру. С одной сторону, раз князю и воеводе не зазорно драться пешим, так простым детям боярским и подавно. С другой же, я показал им, что готов поступиться честью ради дела, чем в общем-то не оставил выбора. Раз уж сам иду на такую жертву, так и другим не зазорно будет.
Первым спешился Михаил Бутурлин, младший родич не сильно отстал от него, да и Захарий Ляпунов следом ударил каблуками в утрамбованную почти до железной плотности конскими копытами землю. Они только что шапки себе под ноги не кидали с криком «Пропадай моя телега!», но вид имели вполне соответствующий. Простые дворяне и дети боярские поспешили за воеводами.
И вот теперь они вместе со стрельцами стояли у невысоких стен передовых крепостец и городьбы гуляй-города, высматривая приближающихся ляхов. Точнее не ляхов даже, а венгерских гайдуков и казаков. И те явились через два часа после полуночи — в самый тёмный час. Наверное, будь у Жолкевского под Клушиным побольше пехоты, он бы попытался провернуть нечто подобное. Тогда не решился, однако сегодня взял реванш по полной.
— Ползут, — выдал стоявший рядом со мной Зенбулатов, — что твои змеи подколодные.
Глазастый татарин первым увидел их, а после его слов и я разглядел где и в самом деле ползущие на брюхе, а где-то просто шагающие, сильно пригнувшись, чёрные фигуры. Малыми искорками горели в ночи скрытые фонари и просто фитили, от которых они собирались распаливать здоровенные фашины, что тащили на горбу, и их же вставят в петарды. Всё, чтобы как можно скорее разрушить стены крепостиц и более прочную городьбу гуляй-города.
— Па-али! — донёсся до нас командный возглас одного из стрелецких сотенных голов, и его тут же подхватили десятники.
К тому моменту враги миновали большую часть расстояния до стен передовых крепостиц и оказались на прямо-таки идеальной дистанции для пищального выстрела. Обе крепостицы словно взорвались изнутри, наверное, во королевском лагере в этот момент уже победу праздновать наладились, таким громовым и слитным вышел залп нескольких сотен стрельцов. К нему почти сразу добавились пушки, заряженные картечью, они выплюнули во врага тысячи пищальных пуль, буквально выметя всё пространство перед крепостицами настоящей свинцовой метлой. Как хоть кто-то мог пережить этот ад, я представлял себе слабо, однако верно говорят, не каждая пуля — в лоб. Казаки и венгерские гайдуки, поняв, что обнаружены и скрываться больше смысла нет, ринулись в атаку.