Скопа Московская

Сапожников Борис Владимирович

Сегодня я впервые осознанно жертвовал своими людьми, и от этого на душе было особенно гадко. Прежде я сам водил в почти самоубийственные атаки поместную конницу, не оставался в тылу, наблюдая за тем, как убивают моих солдат, которых я отправил на заклание, понимая, что поле боя покинет в лучшем случае один из десяти, если не меньше. Но такова сегодня была цена победы, и её придётся уплатить, ничего не поделаешь. Потому я смотрел на отступление солдат нового строя, не отрываясь, пока собственно строй их не рассыпался. Унтера и офицеры, кто не погиб, уже не могли справиться с обезумевшими людьми. Строй

превратился в толпу и вчерашние посошные ратники побежали.

Ловушка для ляхов была открыта, осталось только ждать, когда они ринутся в неё.

* * *

Увидев, как побежали московитские пикинеры, король от радости вскинул руку с зажатой в ней подзорной трубой. Он уже готов был отдать приказ Потоцкому, который грыз удила не хуже кровного жеребца перед скачкой, однако всё же глянул на гетмана, прежде чем что-то делать. Жолкевский прав, их враг продувная бестия, а будучи дикарём, как и все московиты, он легко мог подставить под удар своих пикинеров, вчерашних кметов, чтобы ценой их жизни заманить лучшие королевские войска в ловушку.

— Ваше величество, — подтвердил его опасения Жолкевский, — пока стоит придержать гусар. Пускай ландскнехты Вейера окружат шведов и их наёмников, быть может, получится вынудить их сдаться. Тогда поле будет за нами, а это даст простор для атаки гусар.

— Пусть будет так, — кивнул король, снова приникая к подзорной трубе.

Жолкевскому показалось, что он услышал за спиной скрежет зубов Потоцкого. Тому не терпелось взять реванш за Смоленск, и каждая минута промедления казалась ему преступлением. Однако если с гетманом польным он мог спорить, то с королём — нет, настолько далеко шляхетские вольности не заходили даже в Речи Посполитой.

Ландскнехты продолжали давить, теперь уже обойдя с фланга шведскую и наёмную пехоту Делагарди. Те держались стойко, тем более что стрельцы и не подумали бежать вслед за солдатами нового строя, и теперь палили из пищалей, прикрываясь пиками немцев. Так что сильно легче ландскнехтам Вейера после бегства московитских пикинеров не стало. И всё же поражение Делагарди было лишь вопросом времени. Долго неподвижный строй не продержится. Тем более что по приказу Вейера поближе подтащили полковые пушки, а Жолкевский дополнительно велел привезти туда пару малых орудий, чтобы шведы поскорее сдались. Против пушек не попрёшь.

Вот тут Скопин сумел удивить их в первый раз. Из-за московитского гуляй-города вынеслись всадники поместной конницы и с гиканьем понеслись по полю боя к пехоте Вейера.

— Будь на поле гусары, — ехидно заметил Потоцкий, — московиты не посмели бы высунуть носа из-за своих укреплений. А теперь Вейеру придётся туго.

Польская конница, кроме гусар, сейчас уже была на поле, однако связанные отчаянной рубкой с московитами ни панцирники, ни казаки Заруцкого, ни оставшиеся верными самозванцу калужские дворяне не могли вырваться на помощь Вейеру. Отступать, давая им такую возможность, московиты не собирались.

— Похоже, пан гетман, — кивнул король. — Пора ходить с козырей. Трубите атаку гусар.

Вот только Жолкевский не был уверен, что их враг выложил на стол все свои козыри. Однако выбора сейчас и правда не осталось.

Стоило ли кидать в бой сразу всех гусар — в этом гетман сильно сомневался, но спорить с королём не стал. Сейчас в этом проку никакого не будет, а на будущей карьере скажется не лучшим образом. Он всё же питал надежду сохранить гетманскую булаву за собой.

* * *

Я снова нёсся на аргамаке, занеся для удара тяжёлый палаш. Сейчас можно ни о чём не думать, просто отдаться стихии конной схватки. Увидел врага — бей без пощады, а там будь, что будет. Это давало определённое облегчение, я мог отвести душу на ландскнехтах Вейера, рубя их от души. Теперь уже они вынуждены были занимать оборонительную позицию, а их мушкетёры вместе с гайдуками укрывались за ощетинившимися рассерженным ежом пикинерами. Не в силах прорваться через лес пик, мы носились вокруг строя, рубили древки, хотя и без особого результата. Даже мой тяжёлый палаш чаще отскакивал от прочного дерева. Иные из дворян и детей боярских пускали с седла стрелы в упор, поражая пикинеров. Однако те стояли крепко и разбить их строй нам не удалось. Да и не ставил я перед собой такой цели. Уже удача, что нам удалось не просто остановить ландскнехтов, но и порубить пушкарей, что тащили лёгкие орудия на помощь Вейеру. Сами пушки утащить не вышло бы, поэтому им поломали лафеты, как смогли. Больше мы сделать ничего не могли.

Строй ландскнехтов содрогнулся, когда по ним ударили наёмные мушкетёры вместе со стрельцами. Теперь они могли стрелять безнаказанно, вражеские мушкетёры и венгерские гайдуки укрывались за пикинерами и не могли высунуться из-за них, не рискуя попасть под наши сабли. Добавили ландскнехтам перцу и полковые пушки, которые Делагарди сумел подтащить поближе и теперь они палили с просто убойной дистанции. Каждое ядро их проделывало бреши в плотных рядах врага. Теперь уже офицерам и унтерам Вейера приходилось срывать голос, чтобы установить порядок в собственном строю.

Им нужно было продержаться не так и долго. Ровно до атаки гусар, которую я ждал и всеми силами провоцировал. И когда запели знакомые трубы, возвещая о её начале, я испытал настоящее облегчение, несмотря на то, что прямо сейчас нам придётся очень туго. Но пока всё идёт не так уж плохо, а значит, мы можем победить и все жертвы этого дня, которых уже насчитывалось немало, не будут напрасны.

Я сунул в зубы серебряный свисток. Тот же, что и при Клушине. Сейчас от его пронзительного свиста зависит исход сражения, а может и сама моя жизнь. Так что я надул щёки и выдул из него одну за другой сразу три длинных трели.

* * *

Прежде чем Ян Потоцкий скомандовал гусарам выступать, к нему подъехал Жолкевский. Тот бы и не обратил на кого другого внимания, однако игнорировать гетмана, пускай и близкого к опале, всё же не стал.

— Я не отниму у вас много времени, пан Ян, — произнёс Жолкевский, — лишь хочу дать совет.

— Если вы снова станете предупреждать меня насчёт хитрости этого московитского воеводы, — отмахнулся Потоцкий, — то я буду склонен считать, что вы банально боитесь его.