Скопа Московская
Шрифт:
К тому времени, когда можно было командовать атаку, король уже успел остыть, и был готов внимать голосу разума, которым выступил, конечно же, великий канцлер литовский.
— Ваше величество, — обратился он к королю. Момент Лев Сапега, шляхтич старинного рода герба Лис, который вполне оправдывал, выбрал идеальный. Как раз после обильного королевского обеда, завершённого по традиции бутылочкой итальянского, присланной канцлером, — к чему нам так торопиться и кидать в атаку гусар? Ведь московитские крепости оказались прочнее, нежели мы думали, к нашему великому сожалению. Да и бьют оттуда чрезвычайно метко.
Вроде и неприятные слова, но высказал
— Гусары отдохнули и кони грызут удила, — всё же попытался возразить Сигизмунд. — Жолкевский может и конфедерацию собрать, чтобы ударить по московитскому лагерю без приказа.
Увы, гетман польный, как и любой шляхтич в Речи Посполитой имел такое право, закреплённое Генриковыми артикулами[3] и никакой кары за это не понёс бы, даже если б ему в голову взбрело поднять прямое восстание против короля.
— Ещё одной конфедерации армия может и не выдержать, — честно ответил ему Сапега, — и гетман польный это понимает. Мы ещё не оправились от конфедерации офицеров Зборовского, чтобы собирать ещё одну.
— Они с радостью примкнут к Жолкевскому в этом случае, — каким бы благостным ни было настроение короля, мыслить ясно он не перестал даже после сытного обеда и бутылки хорошего итальянского. — Уж они-то грызут удила сильнее других.
Опозоренные пленением командира, гусары-товарищи и офицеры хоругвей Зборовского и в самом деле рвались в бой сильней остальных. Они отчаянно хотели рассчитаться за позор Клушина и вырвать своего командира из рук дикарей-московитов. Удерживать их и дальше становилось с каждым днём всё сложнее. И даже тяжёлый сегодняшний бой не сильно снизил их решимость.
— И всё же Жолкевский на это не пойдёт, ваше величество, — покачал головой Сапега. — Он умён и не станет раскачивать нашу общую лодку.
В том, что всё висит на тонком волоске король не сомневался, а Сапега был достаточно умён, чтобы не пытаться его переубедить. Их армия велика, бояре в Москве готовы открыть им ворота и признать любого царя, которого он, Сигизмунд III, даст им, хоть своего сына Владислава, хоть нерождённого ублюдка второго самозванца. Однако пока на пути к столице стоит войско Скопина-Шуйского, верного своему царю словно пёс, у польского короля нет никаких шансов провернуть задуманное.
— Так что же вы предлагаете, пан канцлер? — поинтересовался король больше из вежливости, он и сам отлично понимал в чём будет заключаться предложение Сапеги.
— Отложить атаку на завтра, — вполне оправдал ожидания тот, — ограничившись продолжением артиллерийского обстрела московитского лагеря и передовых крепостиц. Однако не ограничиться лишь этим. В вашей армии достаточно венгров и казаков. Их можно отправить к тем крепостям ночью, чтобы они под покровом темноты попытались поджечь стены московитского табора, а также передовых крепостей. В случае удачи поджога можно также отправить их ранним утром на пеший приступ этих крепостей.
— Зачем нам эти крепости? — удивился король. — Они малы да к тому же если их стены подожгут, так проще их вовсе порохом подорвать.
— Отнюдь, ваше величество, — заверил его Сапега. — Их можно использовать против самих московитов. Само расположение их настолько удачно, что они прикроют фланги при атаке на главный лагерь князя Скопина. А кроме того, там
— Воистину ум ваш, пан канцлер, подобен бриллианту, — поднялся из-за стола король. — Вы равно одарены на политической и военной ниве.
— Ну что вы, ваше величество, — разыграл смущение, хотя похвала августейшей особы была ему весьма приятна. — Марс не моё божество, лишь Афина-Паллада. Искусством войны куда лучше владеет мой младший кузен, достойный настоящей гетманской булавы.
— И он получил бы её, — заверил Сапегу король, — не дай он себя ранить в той злосчастной стычке с татарами. Он не может подняться с постели до сих пор, не так ли? — Сапега с грустью кивнул. — Ну а поляки народ такой, что не примут гетмана, лежащего в походной койке и командующего их своего шатра. Только с коня, пан канцлер, и вы это знаете не хуже моего. — Сапега снова кинул, вынужденный признать правоту короля. — Поэтому альтернативы Жолкевскому пока в моей армии нет.
И не будет. Добавил про себя король. Допускать такого усиления Сапег он не собирался.
— Раз вы признаёте себя знатоком на ниве дипломатии, — продолжал Сигизмунд, — отправляйтесь к гетману польному и сообщите ему о моём приказе остановить атаку до завтра. Заодно и обсудите с ним планы на этот вечер и ночь.
Абсолютно удовлетворённый ловким ходом своим и удачной двусмысленной шуткой, король отпустил Сапегу повелительным жестом. Великому канцлеру литовскому оставалось только зубами скрипеть от злости, однако подчиниться он был вынужден. Не рокош же поднимать против короля по такому поводу, в самом деле. Тут его и самые упёртые сторонники шляхетских вольностей не поймут и не поддержат.
[1] Почему бы и нет? (фр.)
[2]Фанляйн (нем. Fahnlein) — это воинское подразделение от 300 до 1000 человек немецких наёмников-ландскнехтов. Немецкое слово Faehnlein означает «флажок», а в эпоху ландскнехтов им также обозначали минимальную по размеру часть. Обычно фанляйн возглавлялся гауптманом и состоял из 400 человек, но мог комплектоваться и большим, и меньшим числом бойцов. В составе отряда были пикинеры, аркебузиры, младшие командиры. Численность и состав отряда зависел от доступных средств
[3]Генриковы, Генриховы или Генрицианские артикулы (статьи) (пол. Artykuly henrykowskie, лат. Articuli Henriciani) — документ об ограничении королевской власти в Речи Посполитой, утверждённый сенатом и посольской избой, который на избирательном сейме 20 мая 1573 года подписал представитель новоизбранного короля Генриха де Валуа. Генриковы артикулы ввели ограничения королевской власти: при монархе состояла постоянная сенатская рада (совет), состоявшая из 16 сенаторов; каждые два года монарх должен был созывать сейм для решения накопившихся вопросов; в случае нарушения привилегий шляхты со стороны монарха последняя имела право восстать против него; монарх обязан давать четвертую часть доходов из королевских земель на содержание постоянного войска (так как эта часть называлась «кварта», то и войско получило название «кварцяное войско»);монарх не мог без согласия сейма ни объявлять войну, ни заключать мир, ни созывать посполитое рушение (всеобщее феодальное ополчение);в сейме решения могли приниматься лишь при наличии единогласия всей посольской избы, представлявшей шляхту (согласно принципу liberum veto); шляхетские депутаты сейма — земские послы — в свою очередь должны были строго придерживаться в сейме инструкций, выработанных для них местными сеймиками