Скопа Московская
Шрифт:
Мы с ним оставались в стане, вместе с князем Елецким. Когда надо будет, я сам поведу в атаку поместную конницу, но сейчас мне остаётся лишь наблюдать за тем, как воюют другие.
Немецкая пехота Вейера шагала вперёд, несмотря на потери. Валуев с Паулиновым, отвечавшие в войске за артиллерию, пристрелялись по наступающим баталиям и теперь ядра ложились куда надо, пропахивая борозды в рядах вражеских наёмников. А вот ответить тем было попросту нечем. Вся польская артиллерия была сосредоточена против стен Смоленска и вывести её оттуда не получилось бы, потому что по нашему уговору воевода Шеин устроил ляхам такой обстрел, что их пушкари в шанцах головы поднять боялись, не то что пушки выкатывать,
Но вот расстояние между прямоугольниками баталий стало слишком мало, и наши пушки замолчали. Пришло время для перестрелки. Казаки и венгерские гайдуки опередили стрельцов, дав первый залп. Они-то не тащили с собой рогатки, поэтому были куда мобильней. Но вот и стрельцы расположились на позициях, обтыкавшись по фронту деревянными «ежами» и просто кольями, которые спешно вколачивали в землю посошные ратники, пока сами стрельцы строились и готовились к ответному залпу. Жахнули они, надо сказать, знатно. Длинные ряды их буквально затянуло пороховое облако, откуда доносились только обрывки команд сотенных голов и десятников. Стрельцы успели обменяться ещё парой залпов с казаками и венграми, прежде чем пикинеры не сошлись, как говорится, накоротке.
Вот тут и началась настоящая проверка моих солдат нового строя. Я не мог видеть того, что происходило в тесных рядах сошедшихся почти вплотную баталий. Однако отчего-то был уверен, там сейчас очень жарко. Вспоминая все уроки, полученные во время многочисленных тренировок, вчерашние посошные ратники, тыкали и тыкали пиками во врага. Немцы отвечали им скупыми движениями настоящих военных профессионалов, не одну собаку съевших на этом деле. Унтера с обеих сторон работают алебардами, перехватывая вражеские пики, давая возможность солдатам ударить открывшегося врага. Порой всего лишь мгновение, но этого бывает достаточно, чтобы острие пики вошло в горло, выше горжета, или просто ткнуло в лицо, заставляя отшатнуться из-за боли и хлынувшей крови. Этого достаточно, чтобы выбить из строя, ослабить вражескую позицию. Баталии кажется топчутся на месте, замерли, словно два борца, примерно равных по силам, упёршихся пятками в землю, не желающих уступить противнику ни пяди.
Стрельцы с нашей стороны и казаки с венграми с другой поддерживали баталии огнём, но без особых результатов. Поспешные залпы выбивали одного-двух человек, не больше, да и то не всякий раз. От пищалей и мушкетов особо толку нет, даже на такой вроде бы убойной дистанции.
— Должны, — шептал я, — должны они сорваться. Не удержатся же.
— А ежели ляшские немцы наших передавят? — спросил Хованский. — Они-то покрепче будут.
— Должны наши устоять, — заверил я скорее себя, чем его. — Должны, — повторил, но уверенности в собственных словах не чувствовал.
Словно в ответ на мои слова первые ряды солдат нового стоя начали рассыпаться под натиском врага. Не было у вчерашних посошных ратников, имеющих боевой опыт лишь в осаде Царёва Займища, достаточно стойкости, чтобы выдержать напор опытных наёмников, прошедших горнило ни одной военной кампании, закалённых и спаянных в единое целое дисциплиной и кровью. И что хуже всего, у наших солдат в первых рядах не было никакой защиты — только толстые тегиляи, да у одного-двух на шеренгу кольчуги, которые так и вовсе почти не спасали от удара пикой. Немцы же из первых рядов почти все могли похвастаться кирасами, отчего нашим солдатам приходилось совсем уж солоно. И уже никакие окрики и мат осипших офицеров не могли остановить рассыпающуюся баталию солдат нового строя.
Я не винил никого. Ни умиравших сейчас под немецкими пиками, ни тех, кто бросал оружие и пытался сбежать, ни пытающихся остановить их офицеров, которые делали просто невозможное.
Признаться, я ждал этого куда раньше. Не рассчитывал на то, что солдаты нового строя в первом же полевом бою справятся с опытными немцами. Однако они простояли куда дольше чем я мог даже мечтать. И теперь осталось дождаться атаки гусар. А она должна быть. Обязательно! Не сможет удержаться Якуб Потоцкий, не пропустит такую шикарную возможность одним ударом рассеять весь фланг, открывая немцами дорогу практически в тыл баталиям Делагарди. И гусары не подвели!
Во вражеском стане запели рожки, и сотня крылатых гусар начали медленный разбег, чтобы зайти во фланг рассыпающейся баталии. Всё верно. Они легко сомнут и рассеют стрельцов, даже прикрытых рогатками. Те вовсе боя не примут, поспешат в лагерь, под более серьёзную защиту. Тогда гусарам никто не помешает обрушиться на фланг и без того рассыпающейся баталии солдат нового строя, смять, растоптать конями, нанизать на копья. Всё как они любят.
— Коня мне, — велел я и обернулся к Хованскому. — Ты, Бал, снова в стане остаёшься, проследи, чтобы Валуев с Паулиновым всё проделали как надо. Ну и ежели что, сам знаешь.
Я оставлял в лагере опытного военачальника Хованского, потому что только у него достанет авторитета и местнического ранга, чтобы принять командование в том случае, если со мной что-то случится в бою.
Мне подвели злющего гусарского аргамака, прежде принадлежавшего Зборовскому. Я с конём справился, хотя и не был уверен в своих силах до конца. Однако надо показывать себя, а потому придётся рисковать. Снова и снова. Время такое, за слабаком или просто осторожным человеком не пойдут. И перед глазами у меня пример моего царственного дядюшки, который, несмотря на весьма активные действия во время свержения первого самозванца, после начал юлить и пытаться угодить всем и сразу. А потому царём оказался слабым, и потерял доверие даже ближайших союзников, вроде обласканного рязанского воеводы Ляпунова. С ним остаются только братья, которые понимают, что сама жизнь их зависит от наличия на троне царя Василия и никого другого. Включая, собственно говоря, и меня.
— Дворянство! — выкрикнул я, доставая палаш — такой же трофей Клушинской битвы, как и аргамак, на котором я сидел. — Шагом, гусарам наперерез, пошли!
И две сотни детей боярских последовали за мной. Ещё сотня рейтар ударят с другого фланга. Надеюсь, трёхкратного преимущества над врагом на хватит. Очень надеюсь!
Первыми на гусар налетели рейтары, дав слитный залп из пистолетов почти в упор. Ляхи ощетинились копьями, пустили коней в галоп. Потоцкий как будто и не знал о таком же точно манёвре в Клушинской битве. Они купились на один и тот же трюк. Дважды. В такую удачу поверить было сложно, если бы я не видел этого своими глазами.
Гусары пустили коней в галоп, догоняя отчаянно удиравших, не принявших боя рейтар. И подставили нам фланг для атаки.
— Дворянство! — едва не срывая глотку, заорал я, вскинув палаш над головой. — Галопом! Вперёд!
Со мной были только прошедшие кошмар трёх конных атак под Клушином. Их едва набралась две сотни, слишком уж велики были потери в тот день. Среди них и Граня Бутурлин, скакавший со мной стремя в стремя. С другой стороны прикрывал верный Зенбулатов, смотревшийся рядом со мной комично. Сам невысокий и конёк его татарский тоже невысок, как будто карла для смеху на собаке рядом с богатырём скачет. Ну или Соловей-разбойник, ведь очень уж лихо Зенбулатов свистеть умеет, что и продемонстрировал только что, выдав трель на зависть Одихмантьеву сыну. А вот старший родич Грани Михаил с перешедшими ко мне от самозванца дворянами, нужен в другом месте.