Скопа Московская
Шрифт:
Дети боярские ринулись прочь из лагеря на запад вниз по течению Днепра. Многие после не вернутся в войско князя Скопина, предпочтя вольницу службе, однако князю Ивану удастся привести с собой большую часть обоих отрядов поместной конницы. Да и дезертиры после станут возвращаться, ссылаясь на то, что заплутали да уходили от ляшских разъездов. Их лжи не поверят, однако закроют на неё глаза. Слабости всякий поддаться может, а вот силу в себе найти и вернуться в строй — уже нет. Да и мало было в русском войске конницы, чтобы казнить таких вот опомнившихся.
А вот воеводам Ляпунову и Бутурлину пришлось туго. Спешенные они
Вот тут-то король вышел из домика в сопровождении кавалера Новодворского. Московитов к тому времени уже разоружили и поставили перед его величеством на колени, заставив пригнуть головы к самой земле.
— Так вам, татарским детям, удобнее, — усмехнулся король. — Этих, — махнул он рукой в сторону простых дворян, — повесить так чтобы видно было со стен города. Они не заслужили смерти от меча или пули, верёвка вот лучшее, что они заслужили. — Он помолчал, давая своим подданным оценить слова, и продолжил: — А воевод… — снова замолчал в притворной задумчивости. — У нас ведь остались колы, подготовленные для запорожцев? Они лучше всего подойдут им.
Понимавшие всё, что говорил Сигизмунд, воеводы только зубами скрипели с досады. Лучше уж смерть в бою, чем позорная — на колу.
— Вешайте нынче же, — распорядился король, — а колы готовьте на завтра. С самого утра начнём supplicium ultimum.[1]
Оставшись доволен собой Сигизмунд вернулся в свой домик, немедленно приказав слугам привести его в порядок и убрать труп из окна.
[1] Смертную казнь (лат.)
Глава восемнадцатая
Переговоры
Битва завершилась сама собой. На левом берегу наше войско добило и рассеяло немногочисленную польскую пехоту. Лучше всего дрались стойкие немецкие наёмники, их в итоге пришлось отпустить в королевский стан. Они упёрлись в землю и решили продать свои жизни подороже, а на это у меня не было ни времени ни людей. Да и своим наёмникам хотелось показать, что против их собратьев с той стороны ничего не имею.
Валуев, конечно же, предложил притащить несколько пушек малого наряда и расстрелять упёршихся наёмников из них.
— Так людей не положим, — заявил он.
— Тащи пушки, — кивнул ему я, и дворянин умчался в наш стан, однако ко мне тут же подошёл Делагарди.
— Расстрелять их из пушек, — обратился он ко мне, — будет весьма показательно. И это не понравится нашим наёмникам. Ты же знаешь, Михаэль, они не любят таких расправ.
— Да упаси Боже, — ответил ему я на русском, чтобы никто не подумал, будто я сговариваюсь о чём-то со шведским генералом, — не собираюсь я по ним стрелять. Ты сейчас с князем Хованским к нам на переговоры сходишь, пускай уходят к Жигимонту при оружии и пушках. Мне их кровь ни к чему. Ну а пушки Валуева на позициях постоят для наглядности. Ляшские наёмные люди должны понимать, чем будет отказ чреват.
— А вот это правильно, — сразу расцвёл Делагарди. — Наглядность это великое дело, а перед пушечными стволами торговаться куда сложнее.
Вот же интересные люди. Подошёл ко мне с тем, чтобы я ни в коем случае не расстреливал
Однако упираться ландскнехты Вейера не стали, приняли наши условия и ушли за Днепр. Мы им даже лодки из стана Дорогостайского отдали — не жалко, лишь бы поскорее убрались.
Гайдуки же с гусарами если и вернулись к королю, то очень кружной дорогой. Их нам удалось не просто разбить, но рассеять, заставив бежать в поля боя без всякого порядка.
Однако на этом хорошие новости в тот день закончились.
Конечно, нам удалось застать врасплох польскую кавалерию на том берегу Днепра и основательно проредить гусар с панцирниками огнём из пушек. Идею огневого мешка я взял из прошлой моей жизни. Когда-то на военной кафедре из меня готовили офицера-артиллериста, какие-то знания с той поры остались в голове, да и обновил кое-что на полигоне. Только общие понятия, однако таким талантливым пушкарям как Паулинов с Валуевым этого хватило. Они ухватились за мои идеи и развили их, нанеся ляхам потери едва ли не большие, чем при Клушине. И ведь там мы дрались целый день почти до заката, а тут уложились немногим больше чем в полчаса.
Однако большая часть ляхов ушла. Атака из леса поместной конницей из бывших дворян на службе самозванца и рязанцев, которые подошли так удачно, а главное их прохлопали наши враги, нанесла разбитому ляшскому воинству урон. Но не столь уж великий. Это был скорее щелчок по носу, хотя, как доносили разведчики, удалось сильно потрепать панцирных казаков. Но главная сила польской армии, гусария, вышла из этого боя почти без потерь. Слишком уж дисциплинированы они и быстро пришли в себя после неожиданной атаки.
Главная же, самая дерзкая затея закончилась не просто неудачей, а полным провалом. Едва завершились переговоры с немцами, как в наш стан примчался на взмыленном, почти загнанном коне дворянин из отряда, которым командовали Ляпунов, Бутурлин и Иван Шуйский. Он свалился с седла и распростёрся в пыли, то ли сил встать не было, то ли не хотел в глаза мне глядеть. Не хватало только сакраментального «Не вели казнить, вели слово молвить», однако так говорили только царю, и если бы дворянин выпалил нечто подобное, пришлось бы его весьма грубо одёрнуть.
— Вставай, — велел ему я, — и говори, что за вести принёс, раз коня загнал.
— Отряд наш поражение потерпел, — хриплым голосом выдал дворянин, поднимаясь на ноги. — Ляпунов с Бутурлиным убиты или к ляхам в плен попали. Князь Иван людей из жигимонтова стана увёл, теперь ищет переправу, а после к тебе на соединение пойдёт.
Но ещё худшие принёс гонец из Смоленска.
— Перед стенами, — сообщил он, — так чтобы наши пушки не добили, ляхи виселицы поставили. На них повесили дворян наших из полонённых. А рядом с теми глаголями два кола уложили.