Скопа Московская
Шрифт:
— Дворянство! — выкрикнул Захарий Ляпунов. — Сабли вон! За мной! Руби ляхов!
Михаил Бутурлин со своими людьми не отстал от него.
Два отряда детей боярских обрушились на середину отступающих длинной колонной ляшских всадников. Рассылать разъезды Жолкевский не стал, считая, что королевская армия давно и прочно контролирует округу, а конницы у князя Скопина не достанет для того, чтобы перебить конные заставы или хотя бы пробить брешь в блокаде Смоленска с юга. Если о тех, кого привёл под Дорогобуж Бутурлин, гетману было известно, то рязанское дворянство
Дворянская конница врезалась прямо в середину длинной колонны отступающих ляхов. Лихим наскоком смяла не ожидавших ничего подобного гусар. Началась жестокая конная рукопашная. Кони гарцевали и кусались. Всадники отчаянно рубили друг друга, лишь бы скорее нанести удар, выбить из седла, и тут же сцепиться с новым врагом. Концежи и сабли звенели, со все стороны летели искры. Панцирников смяли и рассеяли очень быстро. Их хоругви понесли наибольший урон от пушек — они ведь находились ближе всего к берегу Днепра. С гусарами, конечно, так не вышло. Отлично обученные всадники стремительно сплотились вокруг знамён. Запела медь сигнальных труб. И разъярённые недавним поражением, когда они даже сабли в дело не пустили, гусары обрушили весь свой гнев на поместную конницу.
— Уходим! — тут же скомандовал Ляпунов, и снова Бутурлин не отстал от него.
Принимать бой с гусарией дураков нет. Князь Скопин на чудо не рассчитывал, и велел сразу же как враг придёт в себя после внезапной атаки, тут же уходить обратно в лес. Туда гусары не сунутся, а с панцирными казаками поместная конница сумеет справиться.
И дети боярские, не принимая боя, рванули к спасительному лесу. Однако никто и не думал преследовать их. Кое-кто из гусар выпалил в спину из пистолета, кто-то даже попал. Но стреляли, чтобы злобу за дерзкое нападение сорвать.
— Собраться к знамёнам! — командовал охрипший Жолкевский. — Стройся по походному ордеру! Хвалибога ко мне!
— Убит пан ротмистр, — доложил гетману подъехавший товарищ панцирной хоругви. — Его из пушки ядром на берегу ещё убило.
— Кто командует панцирниками? — спросил у него гетман.
— Да почитай никто, — пожал плечами тот. — Пан ротмистр Сподзяковский отъехал с боя, сильно ранило его там же из гаковницы. Теперь панцирниками никто и не командует.
— Тогда ты за хорунжего будешь, — не спросив имени, велел Жолкевский. — Набери тех, у кого кони посвежей и отправь в разъезды. Проспали московитов один раз, второго не будет.
— Слушаюсь, пан гетман, — внезапно произведённый в хорунжие панцирник поспешил выполнить приказ.
Правда сам Жолкевский не был уверен, что московиты решатся снова ударить. Слишком уж нагло с их стороны. Да и без неожиданности они сами потеряют больше, чем нанесут его армии. А их теперь будут ждать едва ли не с нетерпением. Сабли с концежами крови не напились. Однако разъезды пустить надо, да и двигаться стоит побыстрее — кони выдержат, им сегодня в бой не ходить. Да и о том, что делают на его фланге московиты гетману знать
В то время, когда Жолкевский приводил в порядок армию после дерзкого нападения поместной конницы, командиры её снова спорили, выполнять им приказ князя или нет.
— Надо сделать это, — настаивал Бутурлин. — Ежели получится взять его, так и войне конец. Да и выкуп получим царский.
— Выкуп вон кто получит, — указал на молчавшего до поры князя Ивана более осторожный Ляпунов. — Нам ни полушки не перепадёт, как обычно. Местом не вышли. А кровь-то лить нам!
— Но трофеи-то наши будут, — напомнил Бутурлин.
— Это если ноги унесём, — отрезал Ляпунов. — Ляхи и так на нас злы, а уж коли дерзнём на короля из руку поднять, нам и вовсе голов не сносить. Дурная затея это, вот что я вам скажу.
Князь не приказывал им идти к осадному стану польского короля и попытаться взять его. Просто предложил подумать об этом. В глубоком тылу Жигимонт чувствует себя в безопасности, но с ним вряд ли осталось так уж много солдат. Лишь драбанты. Армия либо с Жолкевским, либо на другом берегу дерётся. Это была бы дерзость необыкновенная, куда сильнее нежели атака на отступающих. А если удастся захватить в плен самого Жигимонта, так войну можно считать выигранной.
— Надо рискнуть, — всё же вмешался князь Иван Шуйский. — Пройдём дорогой на Красный, а оттуда лесом до самого жигимонтова стана.
— Это ты как царёв брат нам говоришь? — тут же прищурился, глядя ему в глаза, Ляпунов.
— Как князь Иван-Пуговка, — усмехнулся тот в ответ. — Очень уж хочется Жигимонта в полон взять. Скопин вон скольких под Клушином полонил, а мы его переплюнем, коли самого короля захватим.
Взять в этом верх над воеводой Ляпунову отчаянно хотелось. Благодаря этому, даже не получив и полушки из выкупа за польского короля, он выйдет из тени старшего брата. Тогда уж он будет на Захария тень отбрасывать.
— А и пошли! — махнул он рукой. — Дворянство, рысью!
И дети боярские из Рязани, а за ними и калужские дворяне, прежде служившие самозванцу, пустили коней убористой рысью. Иначе по лесу не пройти, кони ноги переломают. Двинулись к реке Чуриловке, чтобы за ней выйти перекрестку дорог, ведущих на Красный и Мстиславль, а после, обходя стан Сапеги, к находящемуся в глубоком тылу королевскому.
— Ушли? — переспросил Жолкевский товарища панцирной хоругви, который теперь стал командиром всех панцирных казаков. — Вот просто взяли и ушли?
— Скорой рысью, — добавил тот, — насколько это по лесу возможно. Дорожки там кое-какие есть, так что пройдут.
— И двинулись на запад, — Жолкевский говорил как будто сам с собой, однако панцирный товарищ нашёл нужным ответить.
— На запад, — сказал он, — скорее всего к развилке дорог, что ведут на Мстиславль и Красный.
— На запад, — повторил Жолкевский, и тут же вырвался из задумчивости. — Балабана ко мне!
Пахолик тут же рванул в сторону хоругви гетманова племянника и вскоре они вернулись вдвоём с Александром Балабаном, старостой теребовльским.