Скопец, сын Неба

Юрченко Сергей

– Как рассказать о том, что дальше слов? Царство Небесное вне языка. Я ведь говорил вам, что даже назвать его невозможно. Как нельзя поймать воду сетью, так нельзя уловить Небо словом. Все сущее называемо, а не называемое нельзя и помыслить. Говорю вам, истинное Небо не существует.

Петр, который впервые слышит гностическую теорию языка Иисуса, силится понять сказанное им.

– Постарайся, Петр, понять это правильно. Неба нет там, где есть человек. Там, где есть Небо, нет человека.

– Где же оно?

– Если говорю, что Царство Небесное вне языка, то значит, оно вне места и времени, ибо место и время - это тоже язык. Если скажут вам: “вот здесь Царство Небесное”, - не ищите. И если скажут: “Завтра наступит Царство Небесное”, - не ждите. Царство Небесное

здесь и сейчас. Останови время, выйди из языка, покинь мир - и окажешься в Царстве Небесном. Оно везде, ибо нет ему места. Оно всегда, ибо нет ему времени. Подними камень с земли, в нем Небо. Посмотри на рассвет, там Небо.

Иоанн устраивается поудобнее у правого плеча Иисуса. Он погружается в музыку его речи и надеется, что эта величайшая и сладостнейшая мелодия будет звучать весь вечер. Он не понимает, зачем Петру задавать вопросы, разрывая эту гармонию. Нужно закрыть глаза и просто слушать…

– Что ищут египетские астрологи? Что нужно вавилонским халдеям? Чего хотят персидские маги? Чем занимаются иудейские сфиротики-каббалисты? Они ищут ключ к языку, который открыл бы им язык и дал власть над силами мира. В числах и заклинаниях они ищут великую власть. Глупцы! Невежды! Они думают, что язык подобен ларцу, от которого должен быть ключ. Именно так думают они: если есть ларец, то кто-то его запер и спрятал ключ в тайном месте. И кажется им, что ключ этот в каком-то заклинании. Говорю вам, язык не подобен ларцу, язык подобен океану. У океана нет ключа. У него есть дно. Там, за дном языка находится Царство Небесное. Когда говорю “дно”, не думайте, что оно внизу. Не внизу и не вверху, не справа и не слева, но за всем этим, там, где остался только Дух. Помните, я рассказывал о храме в египетском Саисе? Я прочитал о нем в книге. Жрецы этого храма дали обет молчания, ибо то, чему они служат, не имеет имени и о нем невозможно говорить. В этом храме имелось одно изображение: змея, свернувшаяся в кольцо, кусает свой хвост. Жрецы называли ее “абра-кад-абра”, - одно в одном, вещь в себе. Это - эмблема познания. Как змее невозможно поглотить самую себя, так душе, познающей все вокруг себя, невозможно познать то, с чего она начинается, что лежит в ее основании за дном языка. Я говорил вам, что душа вся в языке и мир есть лишь язык. Язык не может выйти за собственные пределы. Невозможно для него такое, чтобы он вышел из себя, чтобы слово оказалось не словом. Так и душа не может выйти из себя, оставшись собою, и увидеть себя со стороны. Для этого ей нужно вернуться к тому, из чего она изошла, - к чистому Духу, вернуться туда, где ее еще не было до своего рождения. Как душе выйти из себя? Как языку достичь своей границы, которая именно как граница уже не принадлежала бы ему, но была бы чем-то иным? Как найти то, чего изначально не должно быть? Поэтому когда говорю: Царство Небесное,- ничего не называю. Когда говорю: Святой Дух, - напрасно говорю. Святой Дух нельзя назвать. Он - за дном языка. Как достичь дна языка? Забыть язык. Остановить время. Потерять мир. Погубить душу. Принять смерть. Там Царство Небесное.

Иисус окидывает взглядом своих слушателей, смачивает горло глотком вина и продолжает:

– В пещере у Меронских вод я провел много дней…

При этих словах Иоанн мгновенно пробуждается от эстетического транса и живо вопрошает:

– Там, где дьявол тебя искушал?

– Именно так.

– Я думал, это было в пустыне.

– Это и была пустыня, пустыня жизни. Моя душа засыпала. Мой разум и время вокруг меня становились все медленнее. И воды жизни отошли из меня, как из рожающей женщины. Я был всем, и все было мною. И мира больше не было. Моя душа умирала, возвращаясь к Святому Духу. Бесчеловечная свобода встречала меня.

Иисус замолкает, на его глазах слезы восторга. Впервые ученики видят его плачущим. Никто ничего не говорит. Он вытирает слезы и чуть виновато улыбается. Когда он продолжает говорить, его голос низко дрожит.

– Я расскажу вам одну притчу. Некий человек обратился к мудрецу с вопросом: Как мне стать счастливым? Мудрец ответил ему: Ты достигнешь блаженства, когда перестанешь думать об обезьяне

с красной мордой. Но я о ней и не думаю!
– ответил этот человек. Вот и постарайся еще больше не думать о ней. Человек так и поступил. Он очень старался не думать об обезьяне с красной мордой, но чем больше старался, тем больше думал о ней. И тогда он понял, что никогда не достичь ему блаженства таким путем. Чтобы достичь блаженства, нужно все забыть. Нужно забыть язык. У Меронских вод я нашел смерть. И это было прекрасно. Но вот я вернулся к вам и ныне говорю вам. Радуйтесь, приблизилось к вам Царство Небесное. И свобода ждет вас за порогом мира.

Иоанн не выдерживает своего восторга и бросается на шею Иисусу.

– Ну, мальчик мой, ты меня задушишь, - ласково говорит он.

– Учитель, как я рад! Это блаженство.

– Когда-нибудь ты узнаешь истинное блаженство.

В голове Петра становится пусто, как в кувшине, из которого они выпили все вино. Он берет его и уходит на кухню, чтобы наполнить вином из мехов. Когда он возвращается и наполняет заново чаши, Иисус продолжает говорить:

– В Сирии я встречал людей, которые поклонялись солнцу и огню. Вы слышали о них и читали в Писании об этих людях. Не думайте, что они поклоняются солнцу. Они считают его всего лишь огненным шаром, а вовсе не божеством. Эти люди называют себя сынами света и почитают свет, который тоньше всего на свете. Он проникает сквозь воду, и ветер не может коснуться его.

Иоанн представляет себе эту встречу сынов света с сыном Неба. Луг, зеленый, как изумруд, с яхонтовыми горами видится ему. Три библейских патриарха в платках пасут овец и почтительно приветствуют Иисуса в чудном свете вокруг него…

– Учитель, они были иудеи?

– Нет, они говорили на греческом…

Патриархов сменяют три величавых старца в хитонах. На холме, поросшем оливками, у хрустального ручья они склоняют свои седые головы перед воздушным учителем…

– …но думаю, они были персы.

Бороды старцев чернеют и завиваются. Их головы покрывают короны, а хитоны превращаются в золоченные плащи. Три восточных царя преклоняются перед Христом, который сияет как солнце.

– Только для посторонних они были огнепоклонниками. В кругу посвященных они чтили свет. Но был еще более узкий круг, в который могли войти только избранные. Думаю, в этом кругу они чтили уже не свет, но то, чему нет образа, - Дух Святой, даже если не понимали этого. Они называли эту высшую духовную инстанцию Митра. Все истории об этом божестве они считали глупыми россказнями для народа, которому невозможно передать суть этой высшей инстанции. Наши отцы-иудеи были очень заносчивы, полагая, что они глубокомысленнее прочих. Говорю вам, некоторые в мире стояли ближе к Царству Небесному, чем они. А вы теперь ближе всех. Я вернулся, чтобы рассказать вам о нем, пока еще я среди вас. Но скоро уйду.

– Куда ты уйдешь, учитель?
– спрашивает недоуменно Иоанн.

– Как куда, мой мальчик? В Царство Небесное.

– А как же я? - бесстыдно спрашивает Иоанн на правах любимого ученика.

– Ты еще не готов.

– Но мы ведь вместе идем?

– Вместе. Но я уже пришел, а тебе еще нужно время. Я уверен, ты достигнешь Царства Небесного раньше, чем к тебе придет смерть.

Сейчас Иоанн чувствует только легкую обиду и даже досаду. Позже он переосмыслит эту фразу: учитель обещал ему Царство Небесное раньше смерти. Это все слышали. Он будет ждать своего восшествия, подобно пророку Илии в огненной колеснице, на небеса до самой смерти. Иоанн напишет об этом в своем Евангелии: Мессия сказал ему, что он не умрет. А Мессия не станет лгать.

Скрип двери прерывает его размышления. Из второй половины дома появляется Цилла. Она здоровается, кланяется гостям и приторно просит извинить ее за вторжение. Словом, ведет себя с той подчеркнутой вежливостью, в которой легко угадывается фальшь.

– Петр, собака ужасно воет весь вечер, будто к покойнику. Сил нет слушать это.

– Она на луну воет.

– Уйми ее, пожалуйста.

– Хорошо.

– Пусть замолчит. Мы все тебя просим, - добавляет она, подчеркивая, что это не ее каприз, но пожелание всех женщин.