Скопец, сын Неба
Шрифт:
– Евтерпа Геродота, - с гордостью произносит он. - Купил у греков в верхнем квартале. Вам нравится?
Иисус растроган.
– Прекрасный подарок.- Он бережно вскрывает этот книжный саркофаг и достает пергамент с красочными абзацами и орнаментом на полях. Александрийские писцы потрудились на славу, выполнив манускрипт в изящной каллиграфии.- Царский экземпляр, - соглашается Иисус.
В дверях появляются Иоанн с Иаковым, идущие к утреннему туалету.
– А, сыны грома! Приветствую вас, - бодро встречает их Матфей.
– Как ты себя чувствуешь? - отзываются они.
– Сносно, благодарю.
– А как голова? - с бесцеремонной усмешкой спрашивает Иаков, сын своего отца, и это фарисейское пренебрежение
– Вы очень заботливы, мой юный друг, - сердито отвечает он. - Уже лучше.
Мытарь Матфей так и не приживется среди галилеян, окружаюших Иисуса. После смерти учителя и Иуды, самых близких ему в этом круге людей, он отойдет постепенно от учеников Иисуса и ничем не прославится на апостольском поприще. С глубоким внутренним протестом он будет смотреть на то, как эти люди делают из Иисуса сына их израильского Бога и создают вокруг него церковь - по сути своей фарисейскую. Но что будет значить слово мытаря против мнения всех этих фанатичных христиан? Его ум, его литературные познания, его языческая культура будут против него в этом невежественном обществе, для которого Писание - альфа и омега всего знания.
И он ведь так и не обретет Святой Дух, который дал бы ему силы встать среди этих людей и сказать им: “Молчать! Фарисеи, лицемеры, невежды, гробы истины, рабы святыни, радетели человеческого! Не для спасения ваших жалких жизней умер этот человек, не для того, чтобы Петр мог вечно быть Петром, а Иоанн навсегда оставаться Иоанном, но ради свободы от человеческого!” Вместо этого он замолчит сам. Тогда познает Матфей горькую печаль учителя, и тихая скорбь поселится в его душе.
Всех отвратительнее будет новоявленный апостол Павел: маленький, суетливый, припадочный, будто воскресший смотритель синагоги Иаир. На исчезнувшем трупе Иисуса он выстроит свою религию и будет восклицать на всех углах: “Если умер Христос, то тщетна наша вера”. Христианам нужен воскресший Иисус – залог их собственного бессмертия. А когда община, возглавляемая Петром, приговорит своего члена Ананию и его жену Сапфиру к смерти за то, что они утаили от общей казны часть своих сбережений, Матфей окончательно порвет с ними. Он уедет в сирийскую Антиохию доживать свой срок на мытарские сбережения, которое тоже не сдаст в казну апостольской партии.
Многие годы он будет думать о том, чтобы написать книгу об Иисусе, но даже не будет знать, как к этому подступиться. Сам тон повествования, с которого начинается всякая история, будет ставить его в тупик. Писать сухую биографию или патетическую сказку, философский трактат или политический манифест? Как рассказать об этом странном, невероятном человеке, который был против всех и хотел своей смертью оскорбить мир. Как написать об этом? И нужно ли? Разве правду ищут люди?
А между тем христианская партия выйдет за пределы Палестины и станет уже международной силой, которую преследует Рим и у которой уже есть собственные святые мученики. Говорить что-либо этим солдатам веры станет уже поздно. И воскресший Иисус не смог бы их вразумить. Они бы его вновь распяли! Старому Матфею попадет в руки книга Марка, секретаря Петра, ибо сам рыбак так и не посмеет написать об Иисусе. Шероховатая по стилю, литературно примитивная, лишенная всяких философских глубин, с простой, как рыбацкое весло, доктриной, эта книга, однако будет иметь свой тон. Очевидно, секретарю Петра, не знавшему Иисуса, нетрудно будет выбрать тон, которого Матфей не сможет найти за десятилетия. Тронет всеми забытого старого мытаря и то, что он тоже упомянут в этой книге.
Матфей возьмет перо и отредактирует Евангелие Марка. Он просто выправит стиль этой чужой ему книги, смягчит некоторые сцены, а историю предательства Иуды сделает абсурдной и необъяснимой. Но главное, он пополнит эту книгу потрясающими, пронзительными
– Что это?
– спрашивает Иоанн, заметив свиток в руках Иисуса.
– Подарок Матфея, - отвечает Иисус.
– Можно мне посмотреть?
– юноша читает оглавление с ноткой разочарования,- Геродот, Евтерпа? Кто это?
– Это греческий писатель, - поясняет мытарь.
– Он называл свои книги по именам греческих муз.
– А кто такие музы?
– Покровительницы искусств.
– Языческие демоны, - пренебрежительно произносит Иаков.
Матфей ничего не говорит. Молчит и Иисус. Юноши уходят на утреннее омовение.
– Спасибо, мой друг,- еще раз благодарит Иисус Матфея.
– Отнесу ее в свою суму. Так ты готов сегодня отправиться в путь?
– Вполне, учитель. Мне действительно много лучше.
– Ну а твои дела?
– Скоро должен придти Закхей, чтобы принять у меня таможню. Но я могу бросить ее и так, если нужно поторопиться.
– Нет, торопиться ни к чему. Подождем твоего Закхея. Может быть, подойдут и Петр с Андреем.
Он уходит с футляром в свою комнату. Матфей принимается сгребать в трапезной остатки вчерашнего пиршества. Он вываливает их на кухне, освобождая стол для завтрака. Вскоре все жильцы таможни сидят за чистым столом и закусывают остатками хлеба с сыром. А потом является Закхей в сопровождении сыновей и слуг. Они заполняют весь дом. Закхей по-хозяйски обходит комнаты, заглядывает во все углы, и бывшие жители этого дома начинают чувствовать себя здесь непрошенными гостями. Это неприятно им и вдвойне неприятно Матфею.
– Закхей, - не выдерживает он, - ты не мог бы подождать со своими людьми во дворе? Нам нужно собраться.
– Я подожду, - невозмутимо соглашается владелец постоялого двора, - но не долго. У меня, друг, много дел. - И добавляет, уходя: - Ты ведь оставляешь все эти вещи здесь, как договорились?
– Друг, - передразнивает его мытарь, - я выйду через ворота таможни с одной сумой. Полагаешь, я смогу засунуть в нее этот стол?
– Не только стол, - без смущения напоминает купец.
Этот самодовольный, неторопливый человек напоминает Иоанну его отца Зеведея, когда судья говорил со своими горожанами, а юноша мялся рядом от неловкости. Закхей и не думает спешить, он откровенно разглядывает квартирантов таможенника и встречает холодный, такой же презрительный, как свой собственный, взгляд Иисуса, этого лжепророка, которого чуть не побили камнями.
– Купец, - раздается хриплый голос Иуды,- тебя ведь попросили.
Закхей переводит взгляд на сидящего рядом с Иисусом мрачного заросшего черной с проседью бородой человека с портупеей на плече и что-то подсказывает ему, что с ним лучше не связываться. В нем ощущается присутствие какой-то темной силы. Торговец лошадьми уходит.
Завтрак заканчивается без всякого аппетита. А вскоре на дворе раздается шум. Раздвигая ретивых слуг могучими плечами, на таможню входят братья - рыбаки и сердятся, что их не хотят впускать. Закхей делает знак своей челяди, и старшина рыбацкой артели с его драчливым братом беспрепятственно проходят в дом.
– Мы пришли, учитель, - с порога заявляет Петр.
– Хорошо,- кивает головой Иисус и предлагает братьям сесть за стол.
Эта простота приема разительно контрастирует с ночными бдениями Петра. Ему казалось, что он заслуживает большего: если не братских объятий, то хотя бы похвалы.
– Ну, раз все собрались, - говорит Матфей, - то я принесу свой подарок.
Он возвращается со стопкой новых белоснежных рубах.
– Я подумал, - объясняет он, - пусть каждый оденет в дорогу чистое и новое. И пусть мы сами станем, как эти гиматии.