Скопец, сын Неба
Шрифт:
– Как ты себя чувствуешь?
– Голова болит, - виновато признается Матфей.
– У тебя остался уксус?
– Уксус? Вам нужен уксус?
– Не мне. Тебе. Натри им виски.
– Думаете, это поможет?
– Я уверен. Ты натри виски, а я приготовлю тебе напиток от похмелья.
Пока Матфей послушно натирает виски уксусом, Иисус приносит на кухню свою суму и колдует над чашей с водой.
– Выпей разом, - протягивает он мытарю лекарство, от которого воняет мочой.
Преодолевая отвращение, Матфей выпивает его.
– Такой гадости я на своей кухне никогда не держал, - откровенно говорит он.
– Откуда вы знаете, учитель, как лечить от похмелья? Вы извините меня за то, что я вчера напился.
Иисус кивает головой и поясняет:
– Мне приходилось
– А почему самоубийство?
– Не всякий самоубийца - настоящий, но всякий настоящий самоубийца - это падший ангел.
– То есть дьявол?
– Нет, мой друг, дьявол - это земной житель, он здесь родился и здесь живет. Падший ангел был рожден для какой-то другой жизни, но он упал со своих небес, и разбился об эту землю, и ходит искалеченный по ней, дожидаясь своего конца. Он - самоубийца, даже если не делает этого прямо. Иногда он становится пьяницей.
– Но ведь самоубийство наши отцы считали величайшим грехом.
– И не только наши отцы, но все отцы народов. И я объясню тебе, что за этим стоит. В Писании сказано, что Бог сотворил человека вначале бессмертным, по своему образу и подобию, наделив его чувством и разумом. Но вскоре он понял, что человек, живя бесконечно долго, познает все тайны мироздания и станет равен творцу. Тогда Бог решил сделать человека смертным. А когда сделал это, вдруг понял, что со смертью человека он лишится своего творения и опять ему придется говорить с самим собой, не имея другого слушателя. И сказал себе Бог: как бы мне сделать так, чтобы человек был смертен и бессмертен одновременно? И он вложил в человека непреодолимую страсть к размножению, и подослал к нему мудрого змея, который научил человека похоти. Отныне человек проживал лишь назначенный ему срок, но род его мог продолжаться вечно. Поэтому Бог сказал людям: плодитесь и размножайтесь, чтобы не лишиться ему слушателя, но и не обрести того, кто сам станет Богом. Однако наделенный всеми способностями человек оказался способен и на неслыханную дерзость - на самоубийство. Это было чудовищное оскорбление Творца, и оно оказывалось тем горше, что во вселенной теперь имелась дверь, в которую мог войти смертный человек, но не мог войти бессмертный Бог. В его собственном дворце отныне было место, открытое для любого раба, но запретное для господина. Бог не мог умереть.
– Поэтому вы любите самоубийц?
– потрясенно спрашивает Матфей.
– Не только поэтому. Понимаешь ли ты, Матфей, что человек может совершить два рода самоубийств - личное и родовое? Есть самоубийцы, которые оставляют после себя потомство, но свою жизнь прерывают; есть самоубийцы, которые не лишают себя жизни, но отказываются продолжить свой род. Если бы все люди перестали размножаться, человечество бы умерло. Это было бы родовое самоубийство. Не только тот нарушает волю Господа, кто лишает себя жизни, но и тот, кто делает себя скопцом. Есть скопцы, которые сами себя сделали скопцами ради Царства Небесного. И я - один из них.
Матфей начинает что-то понимать.
– Скажите, учитель, поэтому вы отправили Марию прочь от себя?
– Я думал, ты давно это понял. Мой друг, мне сорок лет. В моем возрасте имеют детей и внуков. Я же не вчера отказался в этом участвовать! Я сделал это двадцать лет назад, когда отказался от человеческого удела, еще не зная сам, куда меня это приведет.
– Мария отдала вам свое сердце.
– Мне очень жаль. Но мы не будем больше о ней говорить, - пресекает Иисус эту тему.
– Лучше вернемся к нашим самоубийцам. Мне довелось как-то читать книгу Платона о его идеальном государстве. Этот философ написал множество законов для своего прекрасного государства, в котором должны были процветать справедливость и разум. А теперь угадай, Матфей, кого этот философ счел злейшими врагами своего государства?
– Самоубийц?
– Именно так. Не воров, не распутников, не убийц, но самоубийц, ибо Платон видел в первых лишь грешников, а во вторых принципиальных врагов
– Но как же жить без святого?
– Живи ради Святого Духа! Но Святому Духу не нужно человеческое. А все святыни людей - человеческие. Других он не знает. Сколько найдется людей, которые скажут: дайте мне власть, и во имя справедливости, во имя благополучия народа, во имя свободы, счастья, разума я пролью реки крови. Святыню можно сделать из чего угодно. И всякая будет лишь человеческим лицемерием.
– Но Бог!...
– Эта - самая лицемерная. Кто говорит “Бог” - тот говорит “я”. И разве он может сказать что-то другое? С чего бы тебе говорить от имени этого Бога? Пусть он сам скажет, если ему есть, что сказать. Долгие годы я искал человеческого Бога, но нашел много больше - бесчеловечный святой Дух, ему ничего не нужно!
– Никаких жертв?
– Никаких!
– А самоубийцы? Какое им возмездие? Или, быть может, награда?
– неуверенно спрашивает Матфей.
– Никакого возмездия. Никакой награды. Только свобода! Самоубийца оскорбляет Бога, который не может умереть. Самоубийца плюет в бороды всем творцам идеальных государств и святынь. Самоубийца подобен тому, кто пришел на пир, где люди ели и веселились, и сказал им, что еда, которую они едят, мерзость, а веселие, которому они предаются, скотство. Самоубийца оскорбляет всех живых, и только Святой Дух он не может оскорбить, которому нет дела до человеческого. Царство Небесное дается всем. Нужно только принять его. Готов ли ты, Матфей, принять Царство Небесное?
Мытарь взволновано трет опять свои виски уксусом и с осторожной искренностью говорит:
– Я хочу принять его, учитель. Я завидую вам и хочу стать подобным вам. Из вас исходит сила, и все вокруг чувствуют это. Люди влюбляются в вас, и я – один из них. Но смогу ли я стать таким?
– он качает головой.
– Не думаю. Наверное, я еще не готов принять Царство Небесное. Достоин ли я?
– Это тебе решать. Все возможно человеку, если он захочет. Люди рождаются умными и глупыми, сильными и слабыми, красивыми и безобразными, и вторые думают, что им не дано стать первыми. Думаешь, я родился сыном Неба? Я родился в хлеву, и мне была уготована судьба сына плотника. Я по капле выдавливал из себя человека много лет. Если человек во мне говорил: сделай так, - я поступал наоборот. Просто не подчиняйся человеческому в себе. Я не стал бы это говорить другому, но тебе, Матфей, говорю, потому что в тебе давно зреет это зерно. Ведь не я тебя выбрал, когда пришел на твою таможню, ты меня выбрал, когда предложил остаться в своем доме. Кто имеет в себе свободу, тому дано будет еще и приумножится его свобода. Кто не имеет ее, тот лишится последнего и умрет рабом жизни. Нужно только захотеть, только захотеть, - последние слова Иисус произносит устало и как-то печально.
И с той же печалью он вдруг спрашивает:
– Ну, как твоя голова?
– Мне много лучше. Благодарю, учитель.
– Благодаришь за такую малость? Велика же будет твоя благодарность, когда примешь те сокровища, что я тебе дал. Народ Израиля ел хлеб с небес и желал вновь. Моим хлебом можно накормить все народы - и останутся они сыты навсегда, - завершает Иисус разговор, и печаль по-прежнему не сходит с его лица.
Матфею хочется чем-то обрадовать его.
– Ах да, учитель!
– восклицает он.
– Я же приготовил вам подарок. Сейчас принесу. Подарком оказывается свиток в дорогом сафьяновом футляре цилиндрической формы.