Скопец, сын Неба
Шрифт:
– Говорят, и рыбы уже его поели, - растерянно бормочет она и передергивает тощими плечиками.
– Ужас! Больше никогда не стану есть рыбу.
Петр молча смотрит на нее, дожидаясь, когда она уйдет. Молчат и все остальные.
– Да простит Господь его грешную душу, - с притворным вздохом бормочет женщина. Никто ее не поддерживает. Цилла прощается: - Уж извините, гости дорогие, что помешала вам.
Она уходит так же стремительно, как до этого вошла. Вот они, мужчины, думает Цилла. Черствые и безжалостные. Никакого сочувствия к утопленнику. Хоть бы один выразил скорбь на лице! Каменные сердца. Ей становится жаль несчастного
На второй половине дома никто не вспоминает Иаира. Учитель мог бы, по мнению Иоанна, произнести над свежим трупом поучительную речь о дьяволе, который ведет человека к погибели. Но Иисус ничего не говорит. Он остается холоден к смерти человека, которому пару дней назад на холме у озера сказал, что Иаиру никогда не стать его врагом.
– Учитель, мне хочется спросить, - неуверенно произносит Петр, словно сомневаясь, стоит ли ему поднимать этот вопрос.
– Спрашивай.
– Мы с Андреем вчера и сегодня вспоминали ваши слова на том пригорке. Вы говорили о власти.
– У тебя остались сомнения?
– Да, - виновато признается рыбак - как же все-таки жить миру при полной свободе? Ведь наступит беззаконие, беспорядок, и нарушится все устройство жизни. Как жить без власти?
– Как жить с властью? Вот мерзость!
– Но по-другому нельзя. Власть неизбежна.
– На пути к истине главным препятствием оказывается человек. Все мудрецы мира считают, что искать истину без человека бессмысленно, ибо в каждом из них остается человек. Человеку нужна только человеческая истина. Бесчеловечную истину он не может принять. Об этом я и говорю. Освободись от человеческого. Истину не найти с человеком, истина - против человека!
– Но мир должен жить!
– Должен ли?
– Мир не может погибнуть!
– Почему бы ему не погибнуть?
– с улыбкой вопрошает Иисус.
Петр смотрит на эту улыбку так же, как пять минут назад Цилла смотрела на его безучастное к смерти Иаира лицо.
– Учитель, вы меня пугаете.
– Все очень просто, Петр. Ты должен решить для себя, что тебе важнее: мир без свободы или свобода без мира. И если ты выбрал первое, тебе лучше забыть об истине.
– Но мне нужна истина!
– Вычеркни из своих поисков человека. Ты не человека ищешь, ты ищешь свободу от человека.
– Я не знаю. Может, мудрецы правы: зачем истина, если нет человека?
– Скажи, Петр, какова была первая заповедь на первой скрижали Моисея?
– Почитай Господа Бога своего.
– А какова была первая заповедь на второй скрижали?
– Почитай отца и мать своих.
– Верно. Моисей заботился о человеческом. Когда-нибудь напишут третью скрижаль, и первой ее заповедью будет: почитай власть, ибо она от Бога и от отцов. Возможно, автором этой скрижали станешь ты. Ты будешь отвратителен и мерзок, Петр, в своей заботе о человеческом. И ты благословишь власть, которая именем Бога и родительской любви будет пожирать этот мир, презирая людей. Вот три столба человеческого мироустройства: почтение к Богу, почтение к отцам, почтение к власти. И все мне не нравятся! На этих трех столбах установлен порядок. И никто никогда не скажет, что отцы бывают негодяями, власть - чудовищем,
Вечер подходит к концу. Это чувствуют все разом, и гости начинают собираться. Петр набирается мужества, оттягивая до последней минуты поступок, на который его толкает судьба. Уже Иоанн смотрит на него призывно, уже и Андрей кивает головой, подбадривая брата. Он решается.
– Учитель, Иоанн сказал нам, что завтра вы уходите в Иерусалим.
– Нам пора, - коротко подтверждает Иисус, не делая никаких предложений, как надеялся Петр. Призыв Иисуса снял бы с него последнюю ответственность. Но он не хочет этого делать и вопросительно смотрит на рыбака.
– Мы готовы пойти с вами.
– Петр, туда, куда мы идем, не ходят ради одолжения.
– Вы меня не поняли, - смущается Петр, - я и не думал об одолжении.
– Просто прими решение, нужное тебе, а не другим. Не жертва нужна, а милость. К жертве человек принуждает себя, в милости он свободен. Подумайте до утра, если решите, приходите к дому Матфея.
– Да что тут думать!
– не выдерживает Андрей.
– Конечно, придем.
– Все же подумайте, - заключает Иисус.
Братья провожают со светильниками гостей на улицу. Пес тоже принимает в этом участие. На прощание Иоанн треплет свидетеля своей молитвы по голове. Тот лижет ему руку. Петр почтительно кланяется и благодарит своих гостей за оказанную им честь.
Четверо спутников возвращаются через весь город к таможне.
– Они придут, - уверенно заявляет Иоанн.
Никто ему не отвечает.
– Что-то кости мои разнылись, - говорит Иуда.
– Наверное, к дождю.
Пожалуй, это первая фраза, произнесенная им за вечер.
– Или к дальней дороге, - добавляет он.
– Если тебе трудно идти, возьми завтра осла, - дружески советует Иисус.
– В другой раз я так бы и сделал. Но этот путь я хочу пройти пешком,- с каким-то значением отвечает Иуда,
Иисус понимает его намек и кивает:
– Смотри сам.
Больше они не говорят.
Иоанн во второй и теперь уж точно в последний раз прощается с городом. В Царстве Небесном нет Капернаума! Вот харчевня с вывешенным полотнищем. Вот постоялый двор, где они с Иаковым арендовали коня у Закхея. Вот синагога, где благовествовал Иисус. Вот полуразрушенный амбар, возле которого их чуть не побили камнями. Вот огороды, среди которых плыл призрак Иаира и ушел к озеру. Вот и таможня, родная таможня.
Хмельной Матфей встречает их братскими объятиями. Он непременно хочет всех по очереди обнять и признаться каждому из них в любви. Юношей это забавляет.
– Сыны грома смеются над глупым мытарем, - пьяно восклицает он.
– Они думают, что Матфей напился. Но он не столько напился, сколько рад всех вас видеть. Какой гадкий вечер у меня был! Вот посмотрите, - он широким жестом, качаясь на нетвердых ногах, показывает на свое жилище.
Повсюду следы пиршества и опустошения. Весь вечер мытарь разорял свое гнездо, приобретая новых друзей. Он дарил, оставлял во временное пользование и продавал за гроши. Мебель, утварь, кухонная посуда, пряности, масло, вино - все пошло прахом, как после пожара или потопа. Только ему это не прошло даром. Он напился. Матфей обводит горьким взором свою голую трапезную и разводит руками.