Скорость
Шрифт:
— Тогда не будьте рабом техники, — продолжал доказывать Кирюхин. — Беречь машины, конечно, нужно. Никто этого не отрицает. И я отрицать не хочу. Боже упаси. Но нельзя же поломанный валик видеть, а достижение, о котором уже знает вся дорога, не замечать.
— Но за валиком стоит человек, — сказал Алтунин.
Кирюхин махнул рукой:
— Все это правильно! Спутники тоже люди запускают!
— Да, но я не понял вашей аналогии. Спутник, это одно, рейс Мерцалова — другое?
— Так я и не сравниваю, — сказал Кирюхин, — я просто к слову. Большая скорость всегда имеет издержки. И если подходить к вопросу
— Боюсь, что Мерцалов не доедет до коммунизма, Сергей Сергеевич. Не тот семафор вы ему открываете.
— Ну, это вы бросьте, — прервал Кирюхин. — Такими шутками серьезные люди не бросаются. И не мудрите, — продолжал он со злостью. — На Мерцалова сегодня равняются сотни, даже тысячи машинистов страны. Уважать надо такого человека. И тепловоз извольте дать ему. Если невозможно этот, значит другой. В самое ближайшее время. Поняли? И еще вот что, — Взяв со стола телеграммы, он хотел передать их Алтунину, но вдруг передумал и повернулся к Сахарову. — Прошу, Федор Кузьмич, зачитать на планерке.
Тот почтительно кивнул и спрятал телеграммы в карман.
Оставшись один, Кирюхин долго барабанил пальцами по столу и с досадой думал: «Ну что за человек этот Алтунин. Уперся рогами в паровоз и ни с места. А я хожу вокруг него, святого отца разыгрываю. Чудесно, ничего не скажешь».
Поморщившись, он вызвал секретаря и велел принести папку с личным делом начальника депо. Когда-то при первом знакомстве с ним Кирюхин просматривал и анкеты, и биографию. Но уже позабыл все. И потому сейчас внимательно вчитывался в каждую строчку. Его интересовала, главным образом, служебная лестница Алтунина. Она оказалась довольно любопытной. Сначала человек был стрелочником, кондуктором товарных поездов. Потом перешел на паровоз кочегаром. За предотвращение какой-то аварии произведен в помощники машиниста и направлен на курсы. Более тринадцати лет работал машинистом. Затем опять за какие-то заслуги был выдвинут на должность заместителя начальника депо по эксплуатации. Не проработал и трех лет — уже начальник депо.
— Одним словом, выдвиженец, — вслух усмехнулся Кирюхин и поинтересовался образованием Алтунина. Оно тоже было довольно оригинальным. К тридцати четырем годам только закончена вечерняя средняя школа. К сорока пяти — заочный железнодорожный институт.
«Все понятно, — подумал Кирюхин, закрывая папку. — Вечерняя, заочный. Чему-нибудь и как-нибудь. Потому и крылышек нет. А без них высоко не поднимешься. Эх и не везет же мне на этих начальников депо. Шубина, бывало, никак растолкать не мог. Спал на ходу. Правда, безобразий не позволял. Имел уважение. А этот чересчур прыток… Будто и занят лишь тем, что палки вставляет в колеса. Странная личность».
И как всегда в минуты горьких раздумий Кирюхин вспомнил вдруг свою биографию. Вспомнил не для сравнения. Нет. Его биография была совершенно иной, без всяких там выдвижений и курсов. Он учился: сперва в средней школе, затем, после небольшого перерыва, в Ленинградском транспортном институте. Институт окончил не как-нибудь, а с отличием. Начинал было заниматься научным трудом. К сожалению, по молодости неудачно выбрал тему. Осечка вышла непредвиденная. После уже ни за какие
После войны его намеревались даже взять в Москву на очень ответственную работу. Дважды вызывали на переговоры. Но почему-то отставили. Это сильно его обидело. «Деляги, — ругал он про себя тех, с кем вел переговоры. — Не смыслят ни черта в кадрах, а еще вызывают». С того момента ему захотелось больше, чем когда-либо раньше, показать, на что он способен. И он бы, конечно, показал, если бы не путались под ногами разные алтунины. Ведь сколько дорогого времени уходит на разговоры с ними. А нервы! Какие нервы нужны для этих разговоров…
Мысли его прервал старший диспетчер Галкин. Он вошел, как всегда, быстро, с какими-то бумагами, аккуратно свернутыми в трубку.
У Галкина было симпатичное юношеское лицо и длинные светлые волосы, непослушно спадающие на гладкий высокий лоб. Он часто отбрасывал их назад резким движением головы. Эта привычка раздражала Кирюхина. А еще больше раздражала манера Галкина во все вмешиваться. Кирюхин был с ним очень краток и строго официален.
— Ну, что вы принесли?
При этом папку с личным делом начальника депо Кирюхин закрыл и предусмотрительно убрал в ящик стола.
— Подсчитал я, Сергей Сергеевич, — сказал Галкин, распрямляя свои бумаги. — Теперь могу доказать цифрами, что мои предложения по формированию поездов…
— Опять вы ко мне со своим формированием, — остановил его Кирюхин. — Что ж у нас — нет специалистов? Бросай, значит, начальник все дела и начинай с вами подсчитывать?
— Зачем подсчитывать. Принципиально вопрос решить надо.
— Вот, вот. А потом кто отвечать будет за эту принципиальность. Эх, Галкин, Галкин! Я думаю в приказе вас отметить за рейс Мерцалова, а вы на мелочи время тратите. Нет, я с вами считать не буду. Не могу.
Во второй половине дня пришли московские газеты с сообщением о рейсе Петра Мерцалова. Сообщение не было таким крупным и ярким, как в городской газете, но зато теперь его могли прочесть во всех уголках страны. И Сергея Сергеевича сразу осенила радостная мысль: «А что, если сейчас немедленно поставить вопрос перед ЦК о возвращении Егорлыкского участка?» Пораздумав, он энергично потер руки: «Да, да, лучшего момента не выберешь». Тут же, взяв телефонную трубку, позвонил в горком Ракитину:
— Прошу, Борис Иванович, принять. Неотложно и очень важно.
Получив положительный ответ, Кирюхин посмотрел на часы. Через десять минут он должен был начать совещание с ревизорами, которых приказал вызвать с линий. Ревизоры уже сидели в секретарской комнате, готовые к докладам.
Распахнув двери, начальник с явной торопливостью скомандовал:
— Заходите, товарищи!
Восемь человек один за другим окружили длинный стол с зеленой скатертью и стали усаживаться. Но Кирюхин остановил их.
— Совещания не будет, — сказал он, в упор глядя на вошедших. — Меня отрывают срочные дела. У кого есть что-нибудь важное, можете доложить.