Скорость
Шрифт:
Что касалось Дубкова, то у него со старшим Сазоновым была особая дружба. Она перешла по наследству от покойного отца. Тот вместе с Александром Никифоровичем участвовал в строительстве железной дороги. Служил потом в одном отряде, защищавшем железнодорожные мастерские от белоказачьих полчищ во время гражданской войны. А после был даже заснят с ним в одной группе машинистов-ударников первой пятилетки. Этот снимок хранился у Романа Филипповича как самая дорогая память об отце. Вот почему и сейчас все свое внимание Дубков сразу переключил на Александра Никифоровича. С уважением предложил ему табурет.
— Спасибо, Роман, — поклонился тот
— Вот нашел пьяницу, — вскипел Юрий, подскочив на табуретке. — Полгода в рот не брал, а тут хотел с родным отцом по рюмке выпить. Так он развел агитацию.
— И буду разводить. По-моему, так должно быть — добился, выполнил, тогда и не грех поднять рюмку, другую. Пожалуйста, хоть перцовки, хоть столичной. На выбор. А тут ишь какое достижение: «Мы обещаем». А мы посмотрим, как оно выйдет. Руками пощупаем. Теперь этих мастеров обещать развелось, ой-ой! В газетах не помещаются.
Кто-то спросил:
— Все же как с перцовкой? Распили?
— А нет. В шкафчик определена. Стоит, голубушка, честь по чести. И пробка под сургучом, как положено.
— Стало быть, пресекли, — сказал Роман Филиппович. — Значит дисциплина есть.
— Есть, — подтвердил Сазонов-старший. — В этом смысле пожаловаться не могу. После каждой поездки полный отчет дает. Без тебя три тяжеловеса привел. Нарушений ни-ни. Успехи, верно, земные. До Мерцалова не дотянул. Но… — хитровато прищурившись, он посмотрел на присутствующих машинистов, потом добавил: — Тот дюже сильно скачет. Боюсь, как бы того… не свихнулся. Кажись, уже колено подшиб…
«Ишь ты, кольнул как», — подумал Роман Филиппович, но не обиделся, только медленно погладил усы. Теперь он мог обижаться только на самого себя. Не сумел оградить зятя от излишнего славолюбия. А ведь знал его слабинку.
Пришла облепленная снегом Елена Гавриловна. Размашисто, по-мужски, откинула на плечи воротник шубы, подошла к Дубкову:
— Простите, Роман Филиппович, Мерцалова ищу. Думала здесь.
— Да нет, что-то не явился. А приглашал, между прочим.
— Так он шел сюда, — уверенно сказала Чибис — Сама видела. Не успела только поймать.
Цехи встретили Дубкова пулеметной дробью пневматических молотков и ослепительными молниями электросварки. На канавах, как всегда, стояли паровозы. По бокам лежали трубы, дышла, поршни. Каждая деталь на отведенном ей месте в специальных козлах, на стеллажах. Вокруг — ничего лишнего. Проходы между машинами и стенами депо словно раздвинулись, посветлели.
Такой порядок наведен здесь недавно, с приходом нового начальника. Роман Филиппович вспомнил, как впервые заглянул сюда Алтунин. С трудом пробираясь через груды нужных и ненужных деталей, он возмущенно разводил руками:
«Как же вы живете, завоеватели космоса? Тут у вас такие древние залежи, что, пожалуй, колеса черепановских паровозов отыскать можно».
Теперь ничего этого не осталось. Даже дышать легче. И хотя Кирюхин как-то на совещании инженерно-технических работников сказал, что внешний лоск — это не решение главной задачи, все же Роман Филиппович в душе одобрил
Проходя мимо паровозов, Дубков приглядывался к ним с тайной тревогой, старался отыскать, где же паровоз его зятя. Неужели, действительно, снова на ремонт поставили?
На четвертой канаве, рядом с новым тепловозом, возле которого суетились мастера-приемщики, стоял товарный локомотив «СО». Покрытый свежей краской, он был уже без дышлового механизма.
«Он», — сразу узнал Роман Филиппович. И сердце его сжалось.
Подойдя ближе. Дубков остановился. Вначале ему показалось, что у паровоза никого нет. Но вскоре он уловил металлический скрежет где-то внутри будки. Потом донеслись до него два голоса: тонкий, почти детский, и другой, грубоватый, мужской. Роман Филиппович невольно прислушался.
— А почему пройдет? — спрашивал тонкий, певуче вытягивая слова. — Может, начальник еще стукнет. Он, чай, сердитый?
— Сердитый на тебя да на меня, — сдержанно отвечал мужской голос. — А Мерцалова теперь легко не возьмешь. Он по всем газетам гремит. К тому же тесть фигура — делегат. Ты думаешь, будет ругаться с зятем?
— Может, и будет.
— Как бы не так. Все шито-крыто. Вот увидишь…
Громкий стук пневматического молотка заглушил голоса, Роман Филиппович тяжело вздохнул и медленно пошел дальше. Он покачивался, как пьяный. Знакомым на приветствия отвечал сухо, кивком головы. Было мучительно сознавать, что кто-то считает его, Дубкова, чуть не укрывателем этого неприятного происшествия. Но почему? Разве за долгие годы работы в депо он когда-нибудь проявил нечестность к товарищам, коллективу? Нет. Доверие людей для него было всегда дороже всего на свете. И на этот раз он поступит именно так, как диктует совесть. Только ему необходимо во всем разобраться, разобраться неторопливо и обстоятельно.
А вот и цех, что волновал вчера Кирюхина. По новому проекту он предназначался для большого ремонта тепловозов. Здесь действительно строительные работы шли полным ходом. Рабочие возводили прочные металлические фермы, укладывали рельсы для мостовых кранов. Электросварщики, похожие в своих брезентовых комбинезонах на водолазов, висели под самой крышей. Снопы красных и синеватых искр вспыхивали по всему цеху.
Дубков так внимательно засмотрелся на панораму стройки, что даже не заметил, как подошел к нему главный инженер Шубин. Рыхловатый, с выдавшимся вперед животом, он выглядел значительно старше своих пятидесяти двух лет.
— Э-э, Роман Филиппович, мое вам нижайшее! Значит, приехали? Приятно. А мы тут воюем с начальством.
— И как, успешно?
— Да не знаю, что и сказать, — поморщился Шубин. — Дело не очень ясное.
Шубин раньше работал начальником депо. Правда, недолго. Всего полтора года. Затем, то ли по настоянию Кирюхина, то ли по собственному желанию, его перевели на место главного инженера, оказавшееся тогда свободным. Да так на нем и остался.
К Алтунину Шубин относился вначале равнодушно. Если возникали какие споры между новым начальником депо и начальником отделения, он старался держаться в стороне: пусть, дескать, сами разберутся. С меня уже хватит.