Скупые годы
Шрифт:
Я понимал, что такая смелость поднимет в глазах Люськи мой авторитет, из-за этого я был готов на все. Я хорошо знал то место в лесу, где должны встретиться заговорщики, и, не медля ни минуты, отправился туда. Противники мои были уже в сборе. Они сидели возле костра на дне широкой котловины, поросшей густым орешником, и, обжигаясь, ели печенную в золе картошку.
Я наблюдал за ними сверху.
Погода стояла ветреная. Лес глухо шумел и торопливо, как будто стыдясь чего-то, сбрасывал нарядную осеннюю одежду. В котловину, медленно кружась в воздухе, спускались тысячи разноцветных
Вдруг неожиданный свист вывел меня из оцепенения. Заговорщики в котловине повскакивали с мест, и я с удивлением отметил, что их осталось только двое.
Значит, свистел разведчик. Значит, Люська недалеко. Перебегая от ствола к стволу, я выбрался на опушку и заметил, что Люська, весело напевая, шла по полю. Я облегченно вздохнул. Неподалеку от меня дорога огибала глубокий, заросший колючим шиповником овраг. На берегу оврага, в том месте, где дорога делала изгиб, стоял столетний кряжистый вяз. Вот за ним-то и прятался разведчик-коротышка. Через несколько минут к нему из оврага, крадучись, вылезли и тоже притаились Санька и его товарищ угрюмый молчун.
Люська, ничего не подозревая, торопливо приближалась к роковому месту.
Вот она прошла мимо меня и неожиданно остановилась. На дорогу, переваливаясь с боку на бок, вышел Санька Офонин.
Люська помедлила, поправила на голове платок и решительно направилась на своего врага.
– Стой!
– угрожающе зарычал Санька.
– Ну стою.
– Ты рисовала карикатуру?
– Я.
Санька не ожидал такой смелости, растерялся и тревожно оглянулся. Из-за вяза к нему на подмогу выскочил малышка и здоровенный угрюмый молчун.
Заметив их, Люська шагнула вперед.
– Уйди.
– Я тебе уйду, - осмелел Санька, - я тебе всю физиономию разрисую.
– Попробуй!
– Люська сжала кулаки.
– Ну и попробую.
– Попробуй!
– На.
В тот же миг Санька с Люськой вцепились друг другу в волосы и свалились на пыльную дорогу. К Саньке подоспела помощь.
Молчун ухватился за Люськины руки и старался оторвать их от Санькиных волос. Санька орал. Я, стиснув зубы, выпрыгнул из своего укрытия и с разбегу ударил ногой молчуна в зад. Он перевернулся и, как чурбан, кувыркаясь, покатился в овраг. Заметив это, коротышка бросился бежать. Я метнулся за ним. Он понял, что ему не уйти, и сделал хитрый маневр - упал мне под ноги. Я ткнулся. Коротышка прыгнул в сторону и скрылся в лесу.
– Держи, держи!
– кричала Люська.
В это время мимо меня зайцем промелькнул Санька Офонин.
Разъяренный, я кинулся за ним.
Началась погоня.
Санька, чтобы скрыться, как лиса, петлял между деревьев, а я, не теряя его из виду, летел напрямую...
Вдруг кто-то дернул меня за плечо.
Я пошатнулся и хотел обернуться, но в лицо мне врезался кулак. Я на мгновение потерял равновесие. Из глаз брызнули искры.
– Попался?
– послышался веселый смех молчуна.
Я озверел.
Не помню, как в руках у меня очутилась палка и я ударил ею своего противника. Он взвыл. Я
ГЛАВА 6
Скрылся я от заговорщиков удачно и вовремя. Однако разноцветные синяки под глазами упорно красовались на моем лице целую неделю. И, как нарочно, с этой недели начались занятия в школе.
В классе назойливо подтрунивали над моими "фонарями", а учителя, которые почему-то привыкли считать меня тихим, смотрели на мой неприглядный вид с удивлением.
– И кто это, Большаков, тебя так разрисовал?
– допытывались они, и я, не стесняясь, врал, что упал с сеновала.
Витька не верил этому и во время перемены спросил:
– А все-таки, Вовк, скажи по-честному: с кем ты дрался?
Мне не хотелось открываться перед Витькой, и я резко ответил:
– Ни с кем. Ты думаешь, я хвастаю?
– Откуда я знаю, - обиженно проговорил Витька и, сочувственно посмотрев мне в лицо, предложил: - Давай отомстим вместе.
Я был тронут Витькиным вниманием, но во мне тут же зародилось смутное подозрение: не рассказала ли ему обо всем Люська.
После лесного побоища Люська не отвечала на мою записку, а при встречах со мной опускала глаза и торопливо проходила мимо.
Подозрение мое с каждым днем возрастало.
Первое время я думал, что Люська стыдится передать мне записку, и старался показаться ей на глаза где-нибудь в темном закоулке, но все мои усилия были напрасны.
Люська избегала меня, а Витька, наоборот, настойчиво приставал ко мне - хотел помириться. Он как-то сразу изменил ко мне свое отношение, был очень заботлив и часто смотрел на меня с затаенной печалью. Я ничего не понимал. Встречая его взгляд, я иногда думал, что Витька что-то скрывает от меня, что-то хочет сказать и не может.
Не на шутку встревожась, я начал наблюдать. Витька понял это. Он даже сам стеснялся своего взгляда и нередко во время уроков подолгу смотрел на меня украдкой. В такие минуты я замечал в его глазах глубокую скорбь, с которой глядят на безнадежно больных. Это пугало меня.
Я отодвигался подальше и нервно обрывал:
– Чего ты на меня уставился?
Вздрогнув, Витька торопливо успокаивал:
– Ничего. Это я так, просто задумался.
А через несколько минут глядел на меня такими же глазами.
Об уроках Витька не думал совсем. За небольшой промежуток времени он получил три двойки и, кажется, нисколько о них не беспокоился.
"Что его тревожит? Отчего он так заботлив ко мне?" - спрашивал я сам себя и не находил никакого ответа.
Наконец все стало ясно.
Это произошло пятнадцатого ноября...
Я возвращался из школы немного позднее обычного. Морозный день клонился к закату. С неприветливого, пасмурного неба сыпался мелкий снег. Колючий северный ветер сердито распахивал мое не по росту короткое пальто. Зябли коленки. Стараясь разогреться, я семенил вприпрыжку. Незаметно пробежал лугами, лесом, очутился снова на опушке и неожиданно замедлил шаг.