Сквозь тьму
Шрифт:
Он был моим другом, подумал Эалстан. И он был больше, чем это -он был нашим голосом, единственным голосом, который действительно был у фортвежцев после того, как рыжеволосые захватили нас.И теперь его больше нет. Что пошло не так?
Снова оглядев квартиру, Эалстан увидел то, что видел раньше.У Этельхельма все было в порядке. Нет, слишком многое сразу пошло на лад. У барабанщика и автора песен было все, что он хотел. Ему тоже нравилось иметь все, что он хотел. Если бы цена за сохранение этого была легкой для алгарвианцев, он бы так и сделал.
Неужели
Не обращая внимания на мысли своего бухгалтера, Этельхельм наклонился вперед и постучал по бухгалтерским книгам, которые Эалстан открыл на столе перед ним. “Здесь все выглядит очень хорошо”, - сказал он - немалый комплимент, не тогда, когда он сам составлял отчеты, прежде чем нанять Эалстана. Он разбирался в деньгах почти так же хорошо, как в барабанах и текстах песен.
“У тебя нет всего серебра в мире, ” сказал ему Эалстан, “ но у тебя наверняка есть его порядочный кусок”.
“Я никогда не думал, что в конечном итоге у меня будет так много”, - сказал Этельхельм. “Это мило, не так ли?”
Эалстану удалось кивнуть. Ему было комфортно - оглядываясь назад, он чувствовал себя более чем комфортно - в доме своего отца в Громхеорте. Это, безусловно, было приятнее, чем скромные обстоятельства, в которых он жил сейчас. Он скопил много денег здесь, в Эофорвике, но на что он мог их потратить? Не очень. И Этельхельм, казалось, не имел ни малейшего представления о том, какой жизнью Элстан жил в эти дни. Он тоже не проявлял интереса к учебе.
Но затем лидер группы закрыл гроссбухи, одну за другой. И он достал золотую монету из кошелька на поясе и положил ее поверх одной из них. “Вот так, Эалстан”, - сказал он. “Да, работа проделана хорошо, в этом нет сомнений, особенно учитывая состояние квитанций, которые я тебе дал. Чертов кожаный мешок!”
Эалстан поднял монету и взвесил ее. Он увидел, что это была монета из аналгарвийского золота, а не фортвежской чеканки. Это стоило почти вдвое больше, чем его гонорар. “Вот, я могу внести сдачу”, - сказал он и потянулся к своему собственному кошельку на поясе.
“Не беспокойся”, - сказал ему Этельхельм. “Ты можешь использовать это, а я могу обойтись без этого. Всегда приятно знать, что я могу положиться на близких мне людей”.
Силами свыше! Подумал Эалстан. Он покупает меня, так же, как он покупает альгарвейцев. Он хотел бросить монету в лицо Этельхельму. Если бы не Ванаи, он бы так и сделал. Конечно, если бы не Ванаи, он все еще жил бы в Громхеорте. Он положил золотую монету в свой кошелек и удовлетворился тем, что сказал: “Бухгалтеры не болтают. Они бы не держали никого из клиентов, если бы это было так”.
“Я понимаю это”, - сказал Этельхельм. “Ты определенно показал мне это”. Он все еще мог быть милостивым.
“Да, и спасибо”, - сказал Эалстан. Он поднялся на ноги и сунул книги под мышку. “Тогда я увижу тебя через пару недель, и, скорее всего, ты станешь богаче”.
“Бывают проблемы и похуже”, - самодовольно сказал Этельхельм, и Эалстан едва ли мог с ним не согласиться.
После последнего раунда беспорядков швейцар в многоквартирном доме Этельхельма привык оставаться внутри, в вестибюле. Он не позиционировал себя так, чтобы люди могли его видеть, как он делал раньше - возможно, у него был ограниченный кругозор. Еще один вопрос, который Эалстану не хотелось задавать. Швейцар встал и придержал для него дверь. “Увидимся снова”, - сказал он.
“О, так и будет”, - сказал Эалстан. Перспектива должна была обрадовать его, особенно если это означало, что он увидит больше золотых монет. И это произошло - в некоторой степени. Но это также опечалило его, потому что Этельхельм, бесспорно, был не тем, кем он был.
Всего в полутора кварталах от элегантной квартиры Этельхельм банда алабора разбирала обломки сгоревшего здания. Рабочими были каунианцы, некоторые мужчины, некоторые женщины. Если бы их надзирателями были альгарвейские солдаты или констебли, Эалстан был бы зол, но не удивлен. Но люди, которые заставляли каунианцев выполнять их задачи, были фортвежцами, вооруженными только дубинками - и уверенностью, что они поступают правильно.
Эалстану хотелось проклясть их. Он хотел убедить их, что они были неправы. Он хотел сказать им, что они играли на руку своим завоевателям.В конце концов, он ничего этого не сделал. Он просто шел дальше, сжав свободную руку в кулак так сильно, что ногти впились в ладонь, живот сводило от гнева, который он не смел показать.
Еще больше разрушенных, сгоревших зданий лежало в бедных районах Форвика. Никто не начал их убирать. Эалстан задавался вопросом, сколько времени это займет. Он также задавался вопросом, случится ли это когда-нибудь. Он не собирался задерживать дыхание.
Тут и там люди проходили через обломки. Некоторые были людьми, которые жили и работали в этих зданиях, делая все возможное, чтобы спасти то, что могли. И некоторые, без сомнения, были никем иным, как падальщиками. Эалстан свирепо посмотрел на собирателей, что не принесло никакой пользы: это могло бы разозлить людей, которые имели право искать то, что принадлежало им, но совсем не обеспокоило мародеров.
Он зашел в булочную и купил две буханки хлеба. Это была отвратительная еда, которая стала еще отвратительнее после последних беспорядков. Он давно привык к пшеничной муке, смешанной с ячменной и ржаной. Они делали буханки гуще и румянее, потому что они поднимались медленнее, чем пшеничные, но на вкус были не слишком странными. С другой стороны, молотый горох, фасоль и гречневая крупа ...