Следователи

Гусев Валерий Борисович

— Все объяснения буду давать только в присутствии прокурора или ему лично.

Расследование поручили следователю областной прокуратуры по особо важным делам Николаю Николаевичу Агафонову [3] . Начиная очередное дело, каким бы спешным оно ни было, Агафонов никогда не торопился с первым допросом. За многие годы работы он хорошо понял: чаще всего именно первый допрос определяет успех расследования, дает возможность хотя бы вчерне наметить его основные линии, предугадать дальнейшее поведение подозреваемого, нащупать противоречия и другие слабые места в его показаниях. Тщательное изучение первичных материалов, личности подследственного,

его окружения, даже общественного мнения о нем — словом, по возможности всех имеющихся деталей позволяли ему затем действовать целенаправленно, энергично и практически безошибочно.

3

В настоящее время Н. Н. Агафонов работает начальником следственного отдела прокуратуры Рязанской области.

Начальник следственного отдела Алексей Михайлович Сабода, зная стиль работы Агафонова, решил предварительно сам допросить Бельского, чтобы выяснить, какой тактики поведения он будет придерживаться, к чему следователь должен быть готовым.

Бельский, как и ожидалось, бурно жаловался на противозаконные действия работников ОБХСС, требовал прокурора, просил защиты и справедливости. Ему даже удалось прослезиться, когда он выражал надежду на то, что «правда восторжествует, а зло будет сурово наказано».

— Николай Николаевич, — сказал Агафонову Сабода после допроса Бельского, — первая ваша задача — быстро и решительно сбить его с этой позиции, иначе мы долго будем топтаться на месте. Вторая — доказать факт получения взятки.

— Будет, видимо, и третья, и четвертая?

— И пятая, и десятая, — вздохнул Сабода. — Сдается мне, что копать придется очень глубоко. Приступайте.

Привели Бельского. Он держался уже спокойно, свое возмущение демонстрировал с достоинством. Сел, откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу, сцепил на колене пальцы.

Следователь, представившись, задал первый вопрос:

— Каким образом в вашем служебном кабинете в тайнике оказались деньги в сумме одиннадцати тысяч рублей, принадлежащие гражданину Габуния?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Вы продолжаете настаивать на том, что Габуния не передавал вам деньги для приобретения мебельного гарнитура?

— Категорически.

— Вот заявление Габуния, вот протокол, составленный на основании заявления, где указаны серии и номера купюр. Вот, наконец, показания гражданина Васадзе, который был свидетелем и участником вашего разговора с Габуния. Ознакомьтесь.

Бельский небрежно полистал бумаги, положил их на стол.

— Все очень просто, — сказал он. — Габуния действительно просил меня устроить ему мебель, предлагал значительную сумму сверх ее стоимости, но я отказал ему на том основании, что существует установленный порядок продажи и нарушать его я не намерен. Вот он и «отблагодарил» меня ложным, клеветническим заявлением. Что касается Васадзе — не верьте ему, он нечистоплотный человек. Если бы я согласился бескорыстно помочь Габуния, Васадзе безжалостно содрал бы с него солидный куш от моего имени, да еще и выторговал бы сотню-другую за содействие. Вас вводят в заблуждение, гражданин следователь. Повторяю: мне неизвестно происхождение этих грязных денег. Я не имею к ним решительно никакого отношения и никогда к ним не прикасался.

— В таком случае как вы объясните тот факт, что пакет с деньгами, обнаруженный в тайнике, был завернут во вкладыш газеты «Труд» от двенадцатого марта нынешнего года, а при осмотре вашего портфеля обнаружена эта же газета, но без вкладыша?

— Случайным совпадением, скорее всего.

— А отпечатки ваших пальцев на пакете? — помолчав, спросил следователь. — Тоже

случайность?

Бельский если и растерялся, то внешне ничем этого не показал. Агафонов молча ждал ответа.

— Хорошо, — как бы перебарывая себя, начал допрашиваемый. — Простите, что я не сразу доверился вам. Теперь вижу: вы честный, умный, порядочный человек, и мне, пожалуй, надо быть с вами откровенным, чтобы с вашей помощью, совместными усилиями установить истину. В самом деле, между мною и Габуния существовала договоренность. Но, так сказать, условная. Сейчас вы поймете. Когда Васадзе свел нас, я сразу догадался, что Габуния действует по указке работников ОБХСС, помогает им совершить провокационные действия с целью опорочить мое доброе имя. Желая разоблачить их, вывести из органов охраны правопорядка затесавшихся туда недобросовестных людей, я взял эти деньги и спрятал, чтобы в дальнейшем передать их прокурору с соответствующими объяснениями. Но я недооценил силы своих опытных врагов. И оказался не борцом за справедливость, а преступником. Поделом мне: надо знать свое место. Каждый должен заниматься своим делом, верно?

— Согласен. Мне только непонятно: зачем работникам ОБХСС потребовалась эта, как вы уверяете, провокация?

Бельский придвинулся к столу, оглянулся и зашептал:

— Месть! Когда-то один их инспектор, не помню сейчас его фамилию, попросил меня устроить ему холодильник «Минск-22». Кстати, очень хорошая вещь. Не интересуетесь? Так вот, я имел глупость — теперь я это понял, но, к сожалению, поздно — резко отказать ему. Я прямо сказал, что эти холодильники продаются по записи, и посоветовал занять очередь на общем основании. С того черного дня я стал ощущать скрытое внимание со стороны определенных лиц, появились сплетни, будто я систематически продаю мебель выше ее стоимости. То есть усиленно создавалось негативное общественное мнение. И вот мне нанесен подлый удар. В результате кто-то злорадно смеется, а я — здесь — рыдаю.

Агафонов методично, без нажима задавал тщательно сформулированные вопросы, спокойно, не перебивая, выслушивал пространные ответы Бельского, прилежно наклонив голову, почти дословно записывал их в протокол. Внешне он никак не реагировал на наглую лживость показаний. Спокойствие следователя, его внешнее равнодушие к сообщаемому создавало впечатление, что он давно знает истину, имеет неопровержимые доказательства, а сейчас просто выполняет необходимые формальности.

И Бельский вскоре занервничал, стал терять уверенность.

— Значит, вы утверждаете, — продолжал Агафонов, — что намерения продавать Габуния гарнитур у вас не было?

— Безусловно утверждаю.

— Имеются ли сейчас на базе импортные гарнитуры стоимостью девять тысяч рублей?

— Нет, сейчас таких в наличии нет. И это подтверждает искренность моих слов. Чтобы продать Габуния гарнитур, согласитесь, надо по крайней мере иметь его на базе.

— Придется проверить.

— Конечно, пожалуйста. Правда, я забыл: один такой гарнитур, венгерский, «Чардаш», стоимостью девять тысяч сорок рублей, я оставил для себя и уже оплатил его.

— Ну что ж, на сегодня хватит. Прочитайте протокол допроса и подпишите. Здесь, здесь и здесь.

— Я свободен? — спросил Бельский, подписав протокол и вставая.

— Нет. Подпишите еще вот это.

— А это что?

— Протокол вашего задержания.

— Как? На каком основании?

— На основании статьи сто двадцать второй Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.

— Что за статья? Разъясните.

— Задержание подозреваемого в совершении преступления.

— Ах, вот как! Понятно! Напрасно я вам доверился. Имейте в виду: чем круче вы заворачиваете гайки, тем строже вам придется отвечать! Я отказываюсь подписывать эту бумагу!