Следователи
Шрифт:
1 апреля, среда
Областная прокуратура
На очередном допросе, а потом и на очных ставках Бельский равнодушно заявил, что с водителями он никогда дела не имел, указанных граждан, которым он якобы продавал мебель, ранее не знал, видит впервые и признавать свою вину, основанную на оговоре, конечно же, не собирается.
— Осложняете вы нам работу, — посетовал следователь. — И свою судьбу тоже.
— Можно подумать, — вяло усмехнулся Бельский, — что, если бы я чистосердечно признался, вы бы не стали проверять мои показания. Стали бы. По каждой бы строчке прошлись. Сами себе работу ищете. А ведь могли бы жить... — и он многозначительно замолчал, прямо глядя на
— Эх, Бельский, — вздохнул Агафонов и вызвал конвой.
Чтобы опровергнуть очередную ложь Бельского, доказать его вину, следователь вместе с ревизорами взялись за восстановление всего движения мебели через базу. Что это значит, представляют только специалисты. Нужно было документально проследить и соответственно оформить путь каждого гарнитура, каждого предмета с указанием их наименований, стоимости, дат поступления на базу и отпуска в магазины, куда они были направлены. На базе произвели выемку документов, вновь допросили заведующих складами, работников мебельных магазинов.
— Поясните, каким образом мебельный гарнитур «Лада», проходивший по вашему складу, могла приобрести гражданка Березовская, если в магазин, куда он был отписан, гарнитур фактически не поступал?
— По распоряжению начальства, — отвечал заведующий складом, — товарища Бельского.
— Подробнее, пожалуйста.
— Ну, позвонил он, спросил, есть ли «Лада». Я отвечаю — есть. Хорошо, говорит, отпусти этой самой Березовской, а оплату она, мол, произвела прямо в четвертый магазин.
— И так вы поступали неоднократно? — скорее утверждает, чем спрашивает Агафонов.
— Ну, не то чтобы так повелось, но бывало. Деньги или сам начальник привозил, или покупатели платили: кто — нам, а кто — в магазин. Наше дело, гражданин следователь, простое: делай, как прикажут. Никого мы этим не ущемляем, государство не обманываем. Деньги же не себе в карман... Какой нам интерес?
— Интерес-то наверняка есть. Мы попозже еще поговорим об этом, — обещает следователь.
Примерно то же показывали и работники магазинов: принимали от Бельского вместо мебели деньги, а в фактурах расписывались за получение товара. «Какая нам разница? Так даже проще и удобнее...»
С определенной точки зрения, конечно, удобнее. Удобнее класть в карман чужие деньги (далеко не все из пособников Бельского действовали бескорыстно, лишь слепо выполняя распоряжения начальства), удобнее обкрадывать государство, запутывая следы своей преступной деятельности. Удобнее грубо обманывать покупателей. Именно — обманывать: в ходе следствия выяснилось, что помимо всего прочего Бельский еще и нахально накидывал от себя немалые суммы к цене продаваемой мебели. Многие из тех, кто пользовался его услугами, узнали об этом только на суде. Кстати, кое-кто из них тоже сел на скамью подсудимых вскоре вслед за Бельским. Это были люди его «круга». Они тоже, каждый в своей сфере, занимались подобными делами и, так же как Бельский, не считали зазорным периодически «накалывать» своих партнеров. Такие «шуточки» диктовались действующими в этом обществе правилами «хорошего тона», считались чем-то вроде невинной разминки перед боем (перед крупными махинациями), совершались небрежно, легко, даже с известным изяществом и воспринимались чуть ли не как свидетельство уважения друг к другу.
Следствие по делу Бельского подходило к концу. В результате было установлено и доказано, что Бельский, злоупотребляя служебным положением, продал непосредственно с базы, минуя торговую сеть, несколько десятков импортных и дефицитных отечественных гарнитуров, швейных машин и хрустальных изделий на столько-то сотен тысяч рублей, имея при этом столько-то десятков тысяч рублей личной выгоды.
По делу в установленном порядке
За время, пока продолжалось следствие, Николай Николаевич Агафонов просмотрел, изучил и проанализировал тысячи документов, допросил свыше ста свидетелей, провел десятки очных ставок, проделал массу других предусмотренных законом следственных действий. Конечно, работал он не один, но основная тяжесть этого огромного труда лежала на нем.
Подводя итоги, готовя обвинительное заключение, следователь испытывал чувство удовлетворения, профессиональную гордость. Все это заслуженно приходит после хорошо, добротно сделанной трудной работы. Но думал он не только об этом. В который раз вставали перед ним тяжелые вопросы: «Почему? До каких же пор?»
Ущерб, который причинил Бельский, исчислялся не только вполне определенной суммой хищения. Бельский нагло воровал, наживался за счет государства, а потом, чтобы определить меру его вины, целый аппарат умных, серьезных, знающих работников долгое время занимался разбором его деятельности, затрачивая на это немалые силы и средства. Но главное не в этом. И даже не в том, что несколько десятков прежде сравнительно порядочных граждан благодаря Бельскому убедились на собственном опыте в сокрушающей силе нечестных денег в руках нечестных людей. Денег, за которые можно купить почти все. И не в том, что из лексикона честных граждан исчезает простое и понятное слово «купить», которое заменяется хитрым термином «достать». Главное и, пожалуй, самое страшное в том, что бельские — такова уж их природа — имеют способность плодить себе подобных. Ведь вместе с Бельским к уголовной ответственности оказались привлечены шесть его прямых, активных соучастников. Они тоже были когда-то честными людьми и, возможно, остались бы ими, если бы не встреча с Бельским. Значит, Бельский породил шестерых себе подобных. А если бы не вмешался следователь? Каждый из шестерых бельских ввел бы в преступный оборот еще шестерых новых. А те — еще по шесть... Страшно подумать!
Заканчивая дело, Агафонов решил еще раз побеседовать с подследственным.
Бельский изменился за это время. Во всяком случае уверенности и наглости в нем уже не осталось. Раскаяния, правда, тоже не появилось. Он сознавал, что бесславно проиграл в борьбе с более сильным противником, досадовал, что не удалось вывернуться, и даже искренне зауважал следователя, оказавшегося умнее и сильнее его, но чувства вины не испытывал. Окажись Бельский сейчас на свободе, он пошел бы прежним путем. Не сразу, конечно. Отдохнул бы, пришел в себя, проанализировал прошлые ошибки и снова, но уже осторожнее, изощреннее начал бы воровать и обманывать.
— Знаете, Бельский, — сказал следователь, — я все стараюсь понять вас и не могу. Ведь вы неглупый человек...
Бельский серьезно кивнул, соглашаясь.
— Вы должны были предвидеть такой конец. Неужели хотя бы страх перед наказанием не мог остановить вас?
— Есть вещи сильнее страха. Есть вещи, которые помогают преодолеть его. Но вы все равно не поймете меня. Вы тоже неглупый человек, но вы — ограниченны. Вы живете в узком мире устаревших понятий: долг, совесть и так далее. У вас всего два костюма, как я заметил, наверняка одна жена и неблагодарная работа. И вы уверены, что больше вам ничего не надо, что это и есть простое, надежное человеческое счастье. Ведь так?