Следователи

Гусев Валерий Борисович

— Господи! — удивился следователь. — Какой у вас мусор в голове. Вы всё ухитрились поменять местами.

— Это было давно, — успокоил его Бельский. — С тех пор я очень изменился. Так вот, когда мне предложили мягкий, как первый снег, кожаный пиджак и мне не хватило на него ста рублей, я занял их, потому что этот пиджак, пусть всего на один шаг, но все-таки приближал меня к кругу избранных. Потом я занял еще. На дубленку. И еще на что-то.

— Трогательная история, — усмехнулся Агафонов. — И старая как мир. Сначала долги, а потом растрата...

— Нет, нет! — запротестовал Бельский. — Меня погубило мое доброе сердце и злой случай, как я уже говорил. В то трудное для меня время пришла ко мне одна женщина. В старом романе сказали

бы, что это был сам дьявол-искуситель в ее облике. Она рассказала мне трогательную историю. Они с мужем бездетны. Взяли в детском доме и усыновили ребенка. И были счастливы долгое время. Пока кто-то не сказал девочке, что папа и мама — не настоящие ее родители. Это была трагедия. Девочка замкнулась и с тех пор очень болезненно реагировала на любое проявление заботы со стороны приемных отца и матери. Ей казалось: будь она родная — и подарки были бы дороже, и дарили бы ей их чаще. Потом все более или менее наладилось. Подошла пора выдавать дочку замуж. Родители лезли из кожи, чтобы все было «как у людей». Тысячи — на кооператив, на свадебный стол, на наряды, на приданое, на машину, наконец. Оставалось достать хорошую мебель. Женщина со слезами на глазах умоляла меня помочь. Ведь для дочки это будет такой травмой, если они не обставят ее новую квартиру. Признаться, мне стало жаль — не хищную дочку, конечно, а ее бедную маму. И я помог ей — распорядился отпустить прямо со склада хороший гарнитур. Радости не было предела! Она ушла, пятясь к двери, кланяясь и сморкаясь в платок.

— После ее ухода вы обнаружили в своем бумажнике конверт с деньгами и попытались разыскать эту женщину? — подсказал следователь.

— Ну, не в бумажнике, а прямо на столе. Я действительно хотел догнать эту женщину, но...

— Но в тот вечер предстояло погашение очередного долга, и вы решили повременить. Взять эти деньги как бы взаймы, а потом, когда ваши дела поправятся, вернуть их с соответствующей отповедью?

— Именно так. К сожалению, долг мой не уменьшился — эта женщина в благодарность пригласила меня на свадьбу дочери, и мне пришлось потратиться на подарок. Потом мы подружились, и все забылось. Видите, какое роковое стечение обстоятельств прижало меня к стенке. С одной стороны, горячее желание стать человеком, с другой — долги и хорошая должность, которая давала неограниченные возможности поправить дела и твердо встать на ноги. Этот случай открыл мне глаза. И понеслось. Неудержимо. Вплоть до пятого периода.

— Да, — сказал Агафонов, — история поучительная. И, к сожалению, далеко не единственная в своем роде. Знали бы вы, сколько подобных объяснений я уже выслушал до вас. Все они словно сделаны под копирку, все абсолютно одинаковы, за исключением незначительных отклонений в деталях. И все имеют одну цель — скрыть свое истинное лицо, часто даже от себя самого. Слабость характера вы объясняете роковыми ошибками, примитивную жадность — желанием хорошо и красиво жить, нечестность пытаетесь выдать за исключительность натуры и оправдываете своим особым предназначением. Мне искренне жаль вас, Бельский. И не потому, что вы будете строго наказаны, нет, это вы, бесспорно, заслужили. А потому, что вы зря прожили жизнь. Вы всё перепутали, Бельский, вам так и не удалось понять, что хорошо и что плохо, где добро, а где зло, что самое главное в жизни, ради чего человек рождается. Подумайте над этим.

Бельскому предъявили обвинение в неоднократном получении взяток, в систематическом обмане покупателей, в злоупотреблении служебным положением. Он осужден к длительному сроку лишения свободы с конфискацией имущества. Вместе с ним понесли наказание и его сообщники. Суд направил ходатайство о лишении Бельского правительственных наград и звания Заслуженного работника торговли РСФСР. По делу Бельского в объединении Росхозторга и в Управлении торговли Рязанской области сделаны два представления для принятия мер по устранению причин и условий, способствовавших

совершению преступления. Представления рассмотрены на коллегиях этих организаций, и получены соответствующие обнадеживающие ответы.

А следователь Николай Николаевич Агафонов снова напряженно работает по новому делу.

Действительно, до каких же пор?..

Сергей Панасян

«НИ ЗА ЧТО»

13 сентября, суббота

Она лежала на мокром асфальте, запрокинув подбородок, кусая свои удивленные детские губы и изо всех сил зажимая ладонями правый бок. Но кровь сочилась и сочилась, тихо и горячо, и она чувствовала ее, но боялась смотреть. Крови она всегда боялась. Острая боль жгла невыносимо. Девочка не могла кричать.

Вечер. Густые сумерки. Силы уходили куда-то в землю. Но ей казалось, главное — встать. Если встать, то сразу станет легче и можно идти. Не валяться же здесь, среди улицы, всю ночь. Стыд-то какой! Девочка правой рукой одернула платьице в горошек и поджала ноги. Озноб. И ни души на улице, только где-то вдали слышатся женские голоса. И боль, боль, малиновая, тягучая. «О-о-ох! Мамочка, мама...» Она жалобно заплакала, тоненько и негромко. Мельком подумалось, что вот от мамы-то уж ей попадет — точно! И опять тут же вспомнились короткие, страшные удары ножом в живот. Она сперва даже не поняла, что у него в руке нож. Она вообще ничего не успела понять тогда и поэтому даже не защищалась, а смотрела на него во все глаза, медленно оседая на асфальтовую дорожку. Но он нагнулся и ударил ее еще два раза, уже сидящую. Она только вскрикнула: «Больно!» И все. Когда он отошел от нее, девочка еще подумала: «Ладно, хоть не убил...» Но она боялась отвести от него глаза и, сраженная неожиданной болью, четко видела, как он закружился на месте, потом стал рыться в карманах, достал что-то белое, опять взглянул на нее:

— То-то! Теперь будешь знать!

Нож он все еще держал, вытянув перед собой, осторожно, боясь запачкать пиджак. Он, видимо, хотел чем-то вытереть лезвие, то ли носовым платком, то ли еще чем, но ей это было не важно, она смотрела только на его лицо, серое, туманное и необъяснимо страшное. Ей казалось, что он беззубый. Он снова попытался что-то найти в карманах, но потом, видимо, раздумал.

— Поняла? Теперь будешь знать! Фифа! Мы тоже гордые. То-то! Поняла?

Она не очень вникала в смысл его слов, ей хотелось кричать, боль ее переполняла, но она не унизилась перед ним до крика, а лишь, крепче зажав раны и окаменев, смотрела, смотрела на него... И он не выдержал. Вдруг заторопился, суетливо сунулся вправо, а потом, резко повернувшись к ней спиной, почти побежал вдоль улицы.

А она уже не могла встать. Сидела, опираясь рукой о землю, но потом все поплыло у нее перед глазами и, зажимая бок, она легла, потрясенная болью и всем тем, что было до нее. Сколько прошло времени, она не понимала. Женские голоса в черной тьме то приближались, то удалялись. Теперь, оставшись одна, девочка плакала тоненько и жалобно. Вдруг из окна дома напротив послышался голос:

— Оля, это ты?

Она встрепенулась и четко ответила куда-то в темноту:

— Я не Оля, я Ирина...

Потом она опять лежала молча какое-то время. По дороге кто-то шел, разговаривая. Теперь мужчин она боялась и голоса не подавала. Но тут ясно услышала, что идут женщины. Пока она собиралась крикнуть, они уже прошли мимо, но все-таки девочка слабо крикнула, не узнав своего глухого, чужого голоса:

— Помогите!

Они услышали и вернулись. Это были две девушки.

— Кто тут?

— Я...

— Ой, да что с ней? Зоя, смотри...

— А чего смотреть? Избили девчонку. Это надо же так...