Следователи

Гусев Валерий Борисович

Бельского увели. Было уже около десяти часов вечера.

В двадцать два пятнадцать на оперативном совещании следователь Агафонов доложил о первых результатах расследования, подчеркнув, что показания Бельского необходимо срочно проверить, чтобы опровергнуть их и иметь весомые доказательства его вины в получении взятки.

— Бельский обещал Габуния доставить мебель в условленное место к одиннадцати часам, буквально через два часа после того, как получил от него деньги. Значит, гарнитур, готовый к продаже, который не числится за базой, у него уже есть. И находится он или здесь, на городской базе, или на складах отделения базы в Сабуровке, или на квартире Бельского, или на его даче,

или в его личном гараже.

— В одном из трех его гаражей, — уточнил капитан Говоров.

— Далее. Бельский показал, что о якобы готовящейся провокации работников ОБХСС ему сообщил какой-то надежный человек. Назвать его он отказался, чтобы не «навлечь на него беду». Вполне возможно, что этот «надежный человек» существует не только в воображении Бельского. Нужно установить его.

— Какие-нибудь данные о нем вам удалось получить?

— Только косвенные, со слов подследственного. Но говорил ли он правду, кто знает?

— А все-таки? Надо же от чего-то отталкиваться.

— Это неустановленное лицо, как утверждает Бельский, — директор столовой. У него недавно проводилась ревизия, и он случайно услышал или подслушал такие слова: «Здесь разберемся, а потом возьмемся за Бельского. Есть за ним должок. По нему тюрьма плачет. Через одного богатого горца возьмем Бельского с поличным. Все будет сделано гладко и чисто. Не отвертится».

— Так, что еще?

— Завтра суббота. Но обыск на базе откладывать нельзя, поэтому необходимо вызвать на рабочие места бухгалтеров и заведующих складами...

Совещание закончилось в час ночи. На нем были созданы оперативные группы из работников ОБХСС и прокуратуры. В их задачу входило проведение неотложных следственных действий.

14 марта, суббота

Рязань, оптовая база. Поселок Сабуровка, отделение базы

Капитан Говоров со своей группой проводил обыск в служебном кабинете Бельского. Работали уже почти три часа — методично, неторопливо, терпеливо. И результативно: в книжном шкафу между склеенных страниц потрепанной брошюрки «Ремонт мебели» нашли сберкнижку, а в коробке с печеньем — еще одну. Раскрыли и присвистнули.

— Ворует как большой, а прячет как пацан, — усмехнулся молоденький инспектор. — Олег Петрович, что с сейфом делать будем? Резать?

Говоров не ответил. Большой двухдверный сейф — последнее, что оставалось осмотреть. При личном обыске Бельского ключей от сейфа не обнаружили. Где они могут быть?

Капитан вспомнил поведение Бельского при задержании. Что-то в этом поведении было странным, неестественным. А что, собственно, особенного? Понятно, человек теряется, когда за ним приходит милиция, нервничает, волнуется. Нет, было что-то другое. Какое-то явно бессмысленное действие. Бельский перебрал бумаги, поправил календарь, положил авторучку на край стола, снова потрогал бумаги, подвигал ящик и опять потянулся за авторучкой...

Говоров обошел стол, сел за него и скосил глаза на пластмассовую корзину для бумаг, которая стояла у левой тумбы.

— Между прочим, — сказал он молоденькому веселому инспектору, доставая из корзины связку ключей, — здесь надо было смотреть в первую очередь. Покопайся-ка в ней еще, а я пока сейф посмотрю.

В сейфе было очень мало служебных бумаг. Зато он был буквально набит бутылками. Разными: толстыми и тонкими, круглыми и квадратными, треугольными и коническими. Их содержимое сверкало хрусталем, рубинами, изумрудами, янтарем и черным бархатом. Многоцветные этикетки шептали, кричали, пели, визжали...

— Вот это да! — ошалело вытаращил глаза молодой инспектор. — Я и в кино таких не видал!

— Не отвлекайтесь, Морозов,

работайте.

Когда бутылки выгрузили (иначе не скажешь), в верхней части сейфа обнаружили пачки денег, аккуратно прикрепленные клейкой лентой к его стенкам и крышке.

— Ну, ребята, считать нам сегодня — не пересчитать.

В это время следователь Агафонов с другой группой трудился в Сабуровке. На территории отделения базы располагалось множество складских помещений: под номерами и без номеров, узких и просторных, свободных и забитых до отказа, светлых и темных. Их нужно было внимательно осмотреть и разыскать где-нибудь, скорее всего в укромном уголке, венгерский гарнитур «Чардаш». Работники ОБХСС осматривали один склад за другим, заглядывали в подсобки, спускались в подвалы.

А следователь работал с документами. Проще всего было бы проверить по карточкам поступление на базу дорогих гарнитуров и проследить их путь в торгующие организации. Но карточек на импортную мебель у заведующих складами не оказалось. Они в один голос заверяли Агафонова в том, что их забрал Бельский. Пришлось просматривать в бухгалтерии базы все документы по приходу и расходу.

Следователь сидел за столом. Справа — стопка папок, скоросшивателей и конторских книг. Он взял верхнюю и начал листать. Отложил влево. Следующая. Отложена. Еще одна... Он листал, листал, листал... Листал, как много лет назад, как будет снова листать, когда закончит это дело и возьмется за очередное. И так — еще много лет. Зачем? Чтобы крепко схватить за руку проходимца и жулика и посадить его на скамью подсудимых? Не только. Как-то журналист задал Агафонову расхожий вопрос, на который еще никто из следователей не дал однозначного ответа: «Любите ли вы свою работу?» «Не знаю, — сказал Агафонов. — Никогда не думал об этом». Действительно, не думал. Но твердо знал: цель и смысл его работы — достижение истины, а с ней и справедливости. За это можно биться всю жизнь. Случалось, в него стреляли, на него писали анонимки и клеветали, против него лжесвидетельствовали. А он работал, трудился. На среднем пальце правой руки у него давно поселилась и затвердела мозоль от авторучки, а сейчас уже заболела подушечка указательного. Он листал, листал, листал...

Стоп? Вот они — два венгерских гарнитура «Чардаш». Поступили на базу в декабре прошлого года. Один из них отпущен в магазин Рязанского горпромторга, а второй... Второй отправлен в Касимов через товароведа Байкову. Так, интересно. Попал ли он в Касимов? Сомнительно. До Касимова сто шестьдесят километров, а гарнитур должен был находиться у Бельского под рукой. Нужно срочно вызывать в Рязань Байкову.

— Николай Николаевич, — доложил один из инспекторов, проводивших обыск, — мы всё осмотрели, нет тут такого гарнитура. Правда, надежды не теряем. Нашли один обособленный склад. Даже не склад, сарай какой-то, а двери обиты жестью и под замками. В одном — контролька. Ключей нет.

— Пошли, посмотрим.

В это время зазвонил телефон. Агафонов снял трубку.

— Да, я. Слушаю, Олег Петрович... Так, молодцы. Для начала очень неплохо. Да, придется поработать. Да, копать и копать. Ключи? Какие ключи? Интересно. Подошли-ка их сюда, быстренько. Жду. — Агафонов положил трубку. — Нашлись ключи, ребята!

Он заметно волновался. С дачи Бельского, из его квартиры и гаражей, где одновременно проводились обыски, уже сообщили, что работу закончили, что обнаружили несколько новых импортных гарнитуров, много ценностей, но венгерского «Чардаша» нигде не было. А если его нет и в этом сарае? Агафонова одолевало желание, не дожидаясь, когда привезут ключи, взломать дверь. Но это желание пряталось у него глубоко внутри. Внешне он оставался спокоен и терпелив.