Следователи
Шрифт:
Семья Бочарниковых в этом смысле — яркий пример справедливости обеих пословиц.
Впрочем, семью эту трудной или неблагополучной никак не назовешь. У Аркадия Сергеевича и Галины Ивановны четверо сыновей. В семье всегда полный достаток, даже чрезмерный. И деньги не наживались путем прямого воровства или тем более грабежа. Аркадий Сергеевич, сколько помнят дети, всегда был на руководящей работе. Не важно, в какой области хозяйства. Важно, что всегда чем-то руководил: участком в леспромхозе, местным автовокзалом, какой-то базой. Причем руководил так, что обслуживающий персонал базы или вокзала обслуживал и квартиру Бочарниковых. Нередко служебные суммы, находившиеся в распоряжении Аркадия Сергеевича, почему-то оказывались в его
Мать и отец, боже упаси, никогда не учили детей воровать, а тем более грабить. Но и никогда не учили их жить честно. Родители гордились своим достатком, который давался им без труда. Они не скрывали сторонних доходов, не скрывали и того, что эти доходы, мягко сказать, небезупречны. Но они часто самодовольно изрекали: к их небезупречным доходам не придерешься. Умели прятать концы.
Если родители пьют, дерутся, воруют, то этим они грубо развращают своих детей. В благополучной, непьющей семье Бочарниковых дети развращались изощренно. Наверное, родители не ставили специально такой цели, но своим поведением очень успешно ее достигали. Они хранили в семейных преданиях рассказы деда, который некогда владел пароходом, о сладкой безбедной жизни, порушенной революцией. При этом сыновьям внушалось, что с их семьей, с семьей судовладельца Бочарникова, когда-то поступили несправедливо.
В такой «нравственной» обстановке росли братья. Надо отдать должное двум из них — порча их не коснулась. Зато двое других — Станислав и Эдуард — очень хорошо усвоили «семейную мораль»: и ту, что брала истоки в сладких грезах о былом деда, и ту, что вытекала из «умения жить» родителей...
Такие вот выводы сделал В. И. Олейник о семействе Бочарниковых.
— Скажите, Эдуард Аркадьевич, — спросил следователь на очередном допросе, — какую цель вы преследовали, нападая на пункт кинопроката?
— Нам нужен был автомат.
— Зачем?
— Не ворон стрелять, конечно. Мы собирались взять крупную сумму денег. Очень крупную.
— И что бы вы предприняли, если бы удалось ограбить кассу?
— О-о, будьте уверены, монеты бы у нас не заржавели. Меня всегда угнетала мысль о том, что надо считать деньги. Я хочу ими швыряться. Презираю нищету.
— Но ведь вы никогда не знали нужды. Детство прожили в достатке. Когда выросли, родители вам дом купили. Вы кончили институт. Стали управляющим отделением совхоза. Надежная, обеспеченная жизнь...
— Вы забываете, гражданин следователь, что за жалкие три сотни в месяц я был обязан вкалывать от девяти до шести.
— Да, но пойти на такое преступление, на которое вы пошли, это — отбросим моральные и правовые оценки — большой риск. Стоила ли игра свеч?
— Случай. Нас подвел его величество случай. Ведь все было рассчитано...
Владимир Иванович уже знал из показаний Кныша и других, какие порядки царили в группе, сколоченной Эдуардом Бочарниковым — Шефом. Надо сказать, что Эдуард был образован и умен. В институте он получил хорошие знания. Кроме того, самостоятельно изучал историю, логику, ораторское искусство, знал английский. Внимательно читал криминалистическую литературу и прекрасно ориентировался в таких специальных разделах, как стереотип поведения преступника, а значит, и стереотип поведения тех, кто преступников ловит.
— Вы спрашиваете, гражданин следователь, почему мы выбрали объектом для нападения сберкассу на Пионерской, в самом центре города, рядом с милицией, — рассказывал Бочарников. — Именно потому, что она должна менее бдительно охраняться.
— Но ведь ваш налет не удался.
— Кто ж мог предположить, что эта женщина, фактически умирающая, сделает два шага и нажмет кнопку сигнализации?
Группа Эдуарда Бочарникова совершила около сорока грабежей.
Одевался Шеф по последней моде. Он практически не пил и преследовал пьянство в своей компании. Тщательнейшим образом отбирал подручных. Критерий был один: никакой моральной узды. «Мы должны провести операцию, которая обогатит нас надолго. За успех ручаюсь. Но при условии полного и беспрекословного подчинения. Если я скажу — этого надо убить, его надо будет убить». Такие проповеди он читал, конечно, тем, кто уже был связан общими преступлениями, кому уже некуда было деваться.
У Олейника невольно возник вопрос: как удалось матерому преступнику подчинить себе волю людей, поначалу и не думавших становиться на преступный путь? Владимир Иванович не раз встречался с подобными случаями. Как правило, такой вот Шеф играет на высоких чувствах неустойчивых юнцов. Говорит о дружбе, верности, о «серых буднях», из плена которых надо вырваться к «сладкой жизни». Юности свойственны не совсем отчетливые романтические порывы. А уж если искуситель предстает в интеллигентном обличье, отлично одетым, со «светскими» манерами, к тому же сорит деньгами — это действует еще сильнее. Когда же молодой человек или девушка вдруг осознают, куда их завлекли, какую страшную перспективу им навязали, — бывает поздно. Правда, на самом деле никогда не поздно одуматься, раскаяться. Но попавшим в сети молодым людям часто кажется, что поздно. Время одуматься, осознать свое положение всегда есть. Но как трудно бывает преодолеть страх разоблачения, пока еще малого! А потом человек все больше вязнет в тине преступлений и уже не в состоянии вырваться из железных сетей такого вот Шефа.
Эдуард Бочарников имел много подручных, иногда «разовых». В ком хоть чуть сомневался, с тем прощался навсегда. Но те, кто вошли в его компанию, были связаны круговой порукой. Они знали: чтобы спасти себя от разоблачения, Шеф пойдет на любую крайность. Грабежи давали им большие деньги (сравнительно, конечно, большие, не совсем то, о чем мечталось). Бочарников по собственному усмотрению «подкармливал» свою группу, а львиная часть денег шла в фонд, которым он распоряжался единолично. Хранительницей была его жена Ирина (прежде она была женой Станислава, братья даже разругались из-за Ирины, но потом Станислав смирился).
Надо сказать, брак Эдуарда с Ириной был браком по расчету. Очень своеобразному расчету. Шефу была нужна такая же морально растленная спутница жизни, как он сам. И когда он нашел ее, то не остановился даже перед тем, чтобы разрушить семью брата. Ирина с самого детства мечтала об одном — о «красивой жизни», возможной, по ее мнению, только если есть деньги. Ей было 17 лет, когда она увела от жены и детей сорокалетнего директора Дома культуры. Выжав из него все, что могла, она бросила старого ловеласа и вышла замуж за человека еще старше, но еще богаче. Потом очаровала юношу, у которого были состоятельные родители. Потом появились на ее горизонте братья Бочарниковы. Сначала Станислав. Когда же Эдуард открыл перед ней перспективу «очень богатой жизни», она тут же бросилась в его объятия и стала ему верной помощницей в преступных делах, хранительницей всего, что награбили братья.
Между прочим, это ее перчатку нашли в машине на другой день после убийства сержанта Малова. Пришло время, и экспертиза определила принадлежность перчатки. Правда, сама Ирина в налете на пункт ГАИ не участвовала. Как пояснил Эдуард, он всегда брал ее перчатку, идя «на дело», в качестве талисмана...
— Давайте, Бочарников, вернемся к самому началу, к тому, как вы убили инспектора Малова, — продолжал следователь.
— Ну что ж, давайте.
— Этот допрос мы проведем в ходе следственного эксперимента...