Следователи
Шрифт:
— У вас здесь есть родственники, в Вильнюсе? — спросила Шивене.
— Двоюродный брат был. Зубы вставлял. На дому... Я и переехала с хутора к нему вместе с детьми. Хозяйствовала. Он один жил, инвалид. Как умер, я и осталась в его квартире.
— А как у других детей жизнь сложилась?
— У старшей — ничего. Сейчас в Москве. Учительствует. Вторая дочь в милиции, в Паневежисе. А сын... И ему с женитьбой не повезло. Сейчас с ними живу. Скандалы, драки. Ребенок у него тоже... В пору самой уйти. Зато как я радовалась, когда Ольга во второй раз замуж вышла.
— За Паламарчука?
— Да. Он ее
— Оливетский приезжал к сыну?
— Этот? Был недавно.
— А зачем?
— Из-за денег! Как же... Когда чего решит, тут не остановишь. Через мертвого отца переступит!
— Что он хотел конкретно?
— Конкретно? Чтоб Ольга от алиментов отказалась. Он, видишь ли, на машину копит. Деньги нужны. Да вы поговорите с Доминиките. Она знает!
— ...Я считала, что встреча с любимым человеком у меня произойдет в читальном зале. Могла даже описать, как это будет. — Доминиките улыбнулась, но улыбка ничего не внесла в крупное лицо с маленькими черными глазками, с толстым вздернутым носом. — Он посмотрит в зал и заинтересуется. Кто там, в углу, подальше от шумных компаний, ненакрашенная, всегда в скромной блузке с галстучком. А это — я!
— Кофе хотите? — предложила Геновайте.
— У вас найдется? — Доминиките явно обрадовалась. — Я — типичная кофеманка.
— Растворимый. Отечественный, индийский? Что предпочтете?
— Лучше отечественный.
— Отлично... — Шивене достала чашки, поставила на стол сахар. — Ну, а что он? Так и не пришел?
— Может, не дошел до угла, куда я забивалась. Мои сверстницы поступали по-другому. Назначали свидания прямо в читальном зале, флиртовали, курили в коридоре и исчезали. А я оставалась до закрытия. И никого не тревожило: как она там едет одна через весь город...
Шивене взглянула на нее с сожалением: «Невыразительное лицо... Его не украшает даже живое выражение искренности! Видно, что-то не учел поэт, когда задавал себе вопрос, что такое красота: «Сосуд, в котором пустота? Или огонь, мерцающий в сосуде?» Огонь налицо, а сосуд... Форма, видно, не менее важна, чем содержание...»
Она выключила кипятильник.
— Мне воды чуть-чуть... — попросила Доминиките. — На самое дно! Спасибо.
Она медленно отходила от темы, которую Шивене затронула ненароком, уточняя ее фамилию [7] . Темы женского одиночества, безбрачия.
7
В случае замужества фамилия «Доминиките» изменилась бы на «Доминикене».
— Вы видели девчонок из Балтупяй, когда они идут на танцы? — спросила вдруг Доминиките.
— Нет, признаться...
— Каждая во-о-от
— Я думаю, тут есть и поза.
— Конечно, поза тоже присутствует... Так вот. Мы часто гуляли вместе, — она предупредила вопрос. — Я, Ольга — тогда она была еще Желнерович — и Оливетский. Потом он уехал с родителями. В Шауляй. Забыли о нем. Вдруг является и предлагает Ольге руку и сердце, — Доминиките сделала несколько частых мелких глотков. — Восхитительно! — она отставила чашку. — И представьте: Ольга согласилась. Стала готовиться к свадьбе. Быстро, скоропалительно. Брак этот считали неудачным. По крайней мере ее друзья.
— Почему?
— Оливетский еще до свадьбы позволил себе несколько нетактичных выходок. Устроил «проводы холостой жизни» — уехал в Тракай с другом и двумя сомнительными особами. Мы отговаривали Ольгу от брака, но...
— Что же заставило его сделать предложение?
— Дело, по-моему, в ее дяде — частнике-протезисте. Детей у него не было. Все накопленное должно было отойти к Желнеровичам.
— Золото?
— Я никогда не могла этого понять! — В глазках Доминиките сверкнул презрительный огонек. Она вздохнула. — Но для Оливетского это было решающим. Вы не представляете, какую роль в его жизни играют деньги! Он не раз бросал работу на заводе и шел в рубщики мяса, в таксисты. Все гнался за длинным рублем. К тому же оказалось, что он чудовищно жесток. Скуп. Бездушен. Любит только себя.
— Как они разошлись? Он оставил ее? Или она?
— Она. За это я ее уважаю. Перед тем Оливетский познакомился с другой женщиной. Из ЦУМа. Развод его устраивал. Он только не хотел, чтобы Ольга подала на алименты. Просил, угрожал. Но было уже бесполезно. Запас доброты кончился... — Доминиките снова вздохнула. — Ольга переехала жить к матери. Прошло несколько лет. Потом она познакомилась с Паламарчуком. У него тоже первый брак был неудачным.
— Как Паламарчук относился к пасынку?
— Они по-своему ладили. Ольга во всяком случае была довольна. Никогда не высказывала претензий.
— Вы с нею часто встречались?
Доминиките покачала головой.
— Последнее время реже. Паламарчук любил быть втроем: он, жена и сын. Но отношения между нами всегда оставались сердечными. Кстати, это я им подсказала, что есть возможность вступить в жилищный кооператив. А то так бы и жили у матери.
— А что Оливетский?
— Женился на деньгах. Как и мечтал. Родился еще ребенок. Жена больше думает о развлечениях, не спешит создать ему сладкую жизнь. Недавно приезжал к Ольге, просил, чтобы отказалась от алиментов на Геннадия.
— Причины?
— Ольга живет, дескать, неплохо, а ему срочно нужны деньги. Высказывал даже неясные угрозы.
— Какой он из себя?
— Среднего роста. Симпатичный. Всегда выглядел моложе своих лет. Теперь уж давно не виделись.
— Адрес его знаете? — поинтересовалась Генуте.
— Улица Ариму... Ариму, шесть.
— Ваш муж показал, что четырнадцатого марта не пошел на работу по вашей просьбе...