Следователи
Шрифт:
— В тот день меня должны были выписать из больницы после сложной хирургической операции. Но накануне у меня вдруг поднялась температура, и я вечером позвонила домой — сказать, чтобы муж с сыном за мной не приезжали.
— Когда вы звонили? Муж в это время был дома?
— Да. Я сама разговаривала с ним. Это было тринадцатого вечером. Я звонила поздно, чтобы его застать.
— На другой день вы тоже звонили домой?
—
— В каких вы взаимоотношениях с этим соседом?
— Даже не здороваемся.
— В какое время вы позвонили четырнадцатого марта в последний раз?
— В девять вечера. Мужа еще не было. Я попросила сына передать ему, чтобы, когда придет, позвонил в больницу, в ординаторскую, и узнал, какие вещи мне необходимы при выписке.
— Он звонил в тот день?
— Нет.
— Пятнадцатого он приехал за вами?
— Да. Перед обедом. Вместе с сыном.
— Вы заметили у него на лице свежие царапины?
— Заметила. Он сказал, что поругался с кем-то у магазина. Кто-то хотел отобрать у него водку.
— Какого числа это случилось?
— Он сказал — накануне.
— То есть четырнадцатого?
— Да.
— Когда вы узнали о гибели Геннадия?
— Пятнадцатого вечером. К нам пришла сестра мужа и сообщила, что похороны Геннадия назначены на четверг.
— Ваш муж переживал случившееся?
— Он был удивлен.
— Вы с мужем участвовали в похоронах?
— Да. Муж нес крышку гроба.
— А на поминках были?
— Нет. Мне стало плохо, и мы ушли.
— Ваш муж не высказывал каких-либо предположений о том, кто мог совершить убийство?
— Мы об этом почти не разговаривали. Он сказал только, что убийцу могут и не найти.
Перед райотделом стояло несколько машин, но черной «Волги» прокурора города среди них еще не было. Шивене поставила «Жигули» у тротуара и направилась к дверям. Симпатичный сержант у входа приложил руку к козырьку:
— Сбор в кабинете начальника управления, товарищ старший следователь.
До совещания еще оставалось время. Шивене
— Репин на месте? — спросила она у сержанта.
— Здесь.
— А Буславичус?
— Только что приехал. Тоже наверху.
Она застала обоих инспекторов уголовного розыска в кабинете Репина. Сам Репин, плотный, с большим лбом и далеко ушедшей, как во время отлива, волной волос, писал рапорт. Получалось плохо, и он хмуро вчитывался в написанное. Буславичус пил чай. Их ужасные шляпы висели на вешалке рядом с зонтами.
Увидев Геновайте, майор Репин поднялся.
— Надо подытожить, что у нас есть, — сказала Шивене, проходя к столу.
Буславичус допивал чай. Геновайте невольно прислушивалась к его мелким старательно-бесшумным глоткам.
— Что насчет Оливетского? — она расположилась за столом на месте Репина.
— Я только что с улицы Ариму, — Буславичус, сделав последний глоток, поставил стакан на сейф.
— Есть новости?
— Есть. Но сначала, по-моему, Репин хочет сообщить о показаниях Самолетова.
— Того, что работает с Паламарчуком?
Репин взял со стола исписанный лист бумаги:
— Да. Тоже огранщик. Четырнадцатого марта Самолетов вместе с Паламарчуком и другими после работы был на профсоюзном собрании цехов-смежников. После собрания кто-то предложил «посидеть». Так и сделали. Примерно с шестнадцати до семнадцати тридцати выпивали в ближайшей столовой на Дзержинского: Самолетов, Паламарчук, Захаров, Горак...
Для Шивене это не было новостью. На допросе Паламарчук, уже трезвый, подробнейшим образом рассказал обо всем, что было с ним четырнадцатого после работы, и назвал всех, кто мог его видеть во второй половине дня.
— Свидетель не путает... — Репин отложил бумагу. — Паламарчук выпивает редко. «Мужчина он трезвый», — сказал Самолетов.
— Где они были после семнадцати тридцати?
— Зашли к одному рабочему из их цеха, тот живет на Дзержинского...
Буславичус вздохнул:
— Если бы Паламарчук в тот вечер был трезв, мы, возможно, проверяли бы на одну версию меньше... — он тоже поднялся. — Мы с Репиным только что говорили об этом. Теперь я расскажу об Оливетском-старшем. Загадочная фигура на нашем горизонте!
Шивене поправила прическу.
— Я слушаю.
— Приходит домой, когда заблагорассудится. Иногда ночью, иногда совсем не придет. Никто не знает, где бывает и чем занимается.
— Он работает?
— Техником на заводе строительно-отделочных машин. Часто приезжает на такси, что-то привозит. Жена, как считают, махнула на него рукой. Жильцы дома Оливетского боятся.
— Боятся?!
— Точнее сказать, опасаются... Обходят. Я тоже удивился, тем не менее это факт. Жестокость проскальзывает, как Оливетский ни пытается ее скрыть. Вчера помог соседке сумку донести, справился о здоровье. А сегодня повернулся спиной, оттер от лифта... Еще пример. Под окнами несколько дней выла собака. Кто-то предложил вызвать эвакуаторов. «Не надо», — сказал. Думали, жалеет животное. Наутро собака была убита.