Смертельное шоу
Шрифт:
– - Этот?
– - спросил он у рюкзака.
– - Похоже, он, -- стал присматриваться Сотемский.
– - Да он, он, -- краем губ еще выцедил из себя слова Павел.
После фразы о Кравцовой правая щека заныла с новой силой. Она будто бы ждала, когда же при ней произнесут эту фамилию, и после ее упоминания тут же начала болеть.
– - Похоже, что он, -- согласился Сотемский.
Его чуб стер пыль с верха рюкзака, но зато Сотемский разглядел нашлепку от бананов, которую заметил один из оперов службы наружного наблюдения. Название фирмы совпадало.
– -
– - спросил Сотемский лениво приплетшегося за ним коккер-спаниеля.
Тот солидно промолчал. Лишь только нос всасывал и всасывал в себя воздух, пропитанный тясячами запахов. Если Сотемский ощущал гарь жженого угля, едкую вонь мочи и пощипывание в ноздрях от пыли, а приемщик вообще ничего не улавливал, потому что давно придышался к камере, то для Героя запахи создавали красивую яркую картину, и он, плохо видя, рассматривал в своем маленьком мозгу красные пятна от пряного духа кожи, серые -- от досок, желтые -- от колбасы, спрятанной вовнутрь чемоданов, белые -- от тряпок, накупленных в Москве для перепродажи в Сибири, малиновые -- от противного запаха клея, с помощью которого были приклеены квитанции к чемоданам и сумкам. Синего -- цвета наркотиков -- на картине не было.
– - Значит, пусто, -- понял все Сотемский, когда пес беззвучно сел.
– Но осмотреть все равно нужно.
– - А если что?..
– - вяло посопротивлялся приемщик.
– - Мы ничего не изымаем. Только осмотр.
– - Ну, ладно.
Он отвернулся и, раскачиваясь, будто медведь, вставший на задние лапы, вышел из прохода. На спине его комбинезона какой-то шутник, а может, и он сам, написал: "Берегись поезда!"
– - Такой задавит, -- прокомментировал Павел.
Сотемский внимательно осмотрел верх рюкзака. Никаких предохранительных ниточек на пряжке не было.
– - Призрак, а не мужик, -- сказал он самому себе.
– - Клык спокойно
сидит в зоне, а что это за двойник, ума не приложу. Точно что
призрак.
– - Или его дух, -- добавил Павел.
Щека застыла, и можно было говорить вволю. Сейчас это казалось богатством.
– - Какой дух?
– - не понял Сотемский, поморщившись от противного запаха, струившегося от рюкзака.
– - Ну, как в фантастических фильмах. Его собственный дух. Отделился от него и бродит по планете...
– - А может, брат-близнец?
– - спросил Сотемский.
– - Начальник колонии сказал, что братьев у него нет.
– - А может, это все-таки он?
– - Хочешь сказать, что сбежал, а за себя в зоне двойника оставил? Тогда зачем он едет назад?
– - Ну да! У него ж билет до Читы... Ничего не понимаю.
Из открывшегося рюкзака на оперативников дохнуло запахом сигарет. Плотно -- один к другому -- вовнутрь были вбиты темно-красные блоки "DUNHILL".
– - А седой, ну, Клык курит?
– - спросил Сотемский на правах начальника.
– - Я не узнавал.
– - Плохо, Паша. Надо все о таких орлах узнавать.
– - Я сегодня снова позвоню начальнику колонии.
Под
– - Плохо, что ли, сложил?
– - на шаг отошел Сотемский, изучая свою работу.
– - Нет, он такой и был... Чуть не забыл, товарищ подполковник. Час назад из налоговой полиции звонили. Ну, по нашему запросу о "Мышьяке" и Золотовском...
– - И что?
– - Полный порядок.
– - Не может быть!
– - обернулся Сотемский.
Он смотрел на Павла и флюса теперь не замечал вовсе.
– - Все налоги уплачены?
– - Абсолютно. Там другое смущает.
– - Ну!
– - Слишком уж большие сборы были у группы на последних гастролях...
– - Ну вот, а ты говоришь, все у них отлично!
– - Вы уверены, это -- отмыв?
– - Даже не сомневаюсь, -- достал Сотемский носовой платок и вытер о него руки.
– - Золотовский -- машина по отмыванию грязных "бабок". Но кто водитель у этой машины -- вот вопрос?
Глава двенадцатая
КУРТКА ПОЯВЛЯЕТСЯ СНОВА
Субботний день на Тушинском рынке -- бешеный день. В вещевом павильоне, наскоро сооруженном из алюминиевых листов, -- вавилонское столпотворение. Людской поток течет мимо обрывистых берегов. Только берега уходят не вниз, как у обычной реки, а вверх, к потолку павильона. Все, что наспех пошито на частных фабриках, фабричках, а то и просто в кустарных мастерских захолустных турецких городков, шпалерами висит вдоль стен.
– - Девушка, у нас есть плащ именно для вас!
– - одновременно слышится от трех продавщиц в разных углах павильона.
– - Настоящая "Италия"! Вот посмотрите выделку с изнанки!
Некоторые упрямо верят, что это "Италия", хотя ни один торгаш не привезет сюда из Италии "кожу", от цены которой даже у нового русского округлятся глаза.
– - Молодой человек, купите даме шубку!
– - Зима кончилась, -- лениво бросает молодой человек с лицом пенсионера.
– - А вы заранее, заранее!
– - Посмотрите, какая кожа у моего плаща! Чистый ягненочек!
– - Так с него уже краска, извините, на попе обсыпалась!
– - Ничего подобного! Это же крэк! Он весь -- пятнами! Так положено!
Но самое поразительное в павильоне -- это не тысячи плащей, курток, жилеток или песцовых шуб, а стульчики продавцов. Вы нигде не найдете на земном шаре таких маленьких стульчиков. Такое впечатление, что они когда-то были большими, точнее, нормальными по размерам, но потом, все сжимаясь и сжимаясь от жуткого вида людского потока, стали крохотными-крохотными. Машенька из сказки про трех медведей очень обрадовалась бы подобному стульчику.
Такое же миниатюрное создание стояло и под плотными рядами мужских курток. Его хиленькие металлические ножки еле выдерживали центнер веса Кравцовой.