Смирновы. Водочный бизнес русских купцов

Царёв Александр

Что тут началось! Одни забегали, другие стали принаряжаться, третьи замерли в ужасе.

Батюшка оглядел мой наряд, погладил по голове.

– Если Государь чего спросит, отвечай твердо и громко, по-взрослому! Понял, сынок?

– Понял, батюшка, – ответил я, хотя чувствовал, что ноги у меня подкашиваются от страха.

Еще бы, сейчас увижу самого Государя!

Раздалось пение «Боже, царя храни!», послышалось: «Долгие лета!» – и я увидел, как Государь, глядя прямо на меня, шествует по залу к нашей витрине в сопровождении огромной, блестящей

свиты из генералов и штатских чиновников.

Сердце мое забилось и, казалось, сейчас вырвется из груди.

Если б не батюшка, который стоял за моей спиной и придерживал меня за плечи, я б задал стрекача куда-нибудь в темный угол! Или в обморок упал!

– Ваше Величество, царь-батюшка, окажите честь, отведайте водки моего смирновского производства! – услышал я сквозь шум голос батюшки.

Напротив меня в двух шагах возвышался сам Государь, как будто сошедший со своего портрета, улыбаясь с высоты своего огромного роста.

– А не крепка ли?

– В самый раз, Ваше Величество!

Он поднес Государю хрустальную стопку на золотом подносе. Его Величество снял перчатку с руки, перекрестился.

– Ну что ж, отведаем!

Выпил по-мужицки – залпом, лихо покрутил ус, как бы прислушиваясь к себе.

– А что, хороша! Хвалю, хвалю, Петр Арсеньевич! – сказал Государь, пожимая батюшкину руку.

– Та-ак, а это у нас кто? – Увидев меня, прячущегося за спину батюшки, Государь спросил: – Никак, Петр Арсеньевич, сынок ваш?

– Да, Государь, наследник мой, Владимир!

Отец взял меня за плечи и легонько подтолкнул вперед. Господи, что за чувства испытал я в тот момент!

Я по сей день помню это ни с чем не сравнимое ощущение радости, страха, удивления, гордости, а самое главное, помню лукавый и ласковый взгляд на меня прекрасных больших глаз нашего Государя, его прищур!

Он потрепал меня по голове:

– Гордись батюшкой, Владимир Петрович, большое дело он делает!

– Да, Государь! – пролепетал я, пряча глаза.

– А лет-то тебе сколько? – спросил он, а у меня от волнения все батюшкины инструкции вылетели из головы.

Стою на ватных ногах и пытаюсь сообразить, сколько ж мне лет!

– Одиннадцать ему, Ваше Величество!

– А кем стать хочешь, а, Владимир Петрович? Только сам отвечай, без батюшкиных подсказок! А ну-ка!

Я много кем хотел стать в детстве: сначала хотел извозчиком, потом – астрономом, а иногда даже и околоточным. Правда, больше всего я любил разъезжать на моем пони. Но, помня батюшкино наставление отвечать по-взрослому, я по-взрослому и ответил – громко и четко:

– Хочу как батюшка, Ваше Величество!

– А как же твой батюшка?

– Потомственный гражданин, Государь!

Все вокруг захохотали, а Государь – первым и смеялся до слез.

– Вот сказал так сказал! Надо же! Потомственный гражданин, а не иначе! Это я запомню!

Он ласково потрепал меня по щеке, и я до сих пор помню, как приятно пахла его надушенная перчатка. Уходя, Государь сказал батюшке:

– Сын ваш далеко

пойдет! Попомните мое слово!

И сердечно пожелал батюшкиной фирме дальнейших успехов.

– Ай, Владимир, ай, молодец! – обнял меня батюшка. – Как тебе в голову пришло такое Государю сказать!

Вернувшись в Москву, отец всем рассказывал про мой диалог с Государем.

А то, что выставка оправдала все расходы и дала почти годовой барыш и, главное, заказы Двора, об этом я узнал потом.

После Высочайшего посещения всем работникам, бывшим на Нижегородской выставке, батюшка Петр Арсеньевич выдал большие денежные «наградные».

Глава 5

Злополучное письмо

К началу 70-х все складывалось у моего батюшки удачно. Капитал его рос, самого его выделяли в среде купечества. Но Петр Арсеньевич искренне считал, что все это не самое главное.

И вот однажды мой батюшка, будучи человеком большого терпения, никогда не принимавший скоропалительных решений, совершил поступок, о котором в нашем доме на Пятницкой долгое время предпочитали молчать.

Будучи только купцом второй гильдии, практически в самом начале пути и, возможно, представляя, что получит отказ, дерзнул подать в 1869 году прошение на имя его сиятельства, господина министра Императорского Двора графа и Кавалера Владимира Федоровича Адлерберга⁵⁵.

Он просил оказать ему честь и признать Поставщиком винной продукции для Двора Его Императорского Величества.

Отцу был прислан отказ…

Желание чего-то большего, чем просто коммерческий успех, азарт, внутреннее ощущение, что он достоин этого звания, а может быть, голый расчет двигали им, когда он диктовал своему писарю это письмо на Высочайший Двор, – я не знаю и не узнаю теперь никогда.

Я очень часто думал об этом его шаге, пытаясь понять мысли и движение отцовского ума, его расчет. Казалось бы, все сбылось в жизни бывшего крепостного крестьянина, мальчика на побегушках и бывшего полового в винном погребе на Варварке: у него дом в Москве, он свой человек в среде московского купечества, он богат и славен, но что-то его терзает, не дает ему покоя и отдыха.

Быть может, батюшка понимал, что все, чего добился своим нечеловеческим, по сути, трудом, – это все зыбко и призрачно. Сегодня его наливки и водки берут качеством, а завтра конкуренты освоят его приемы. И снова не спи ночей, мучительно пытаясь придумать, как обратить на свой товар внимание взыскательной публики.

Нужна была не капризная любовь потребителя, а признание его труда на самом высоком уровне.

До революции многие промышленники мечтали о звании Поставщика Двора Его Императорского Величества, которое было символом признания их трудов. С точки зрения серьезности ведения дел, повышения престижа товара и завоевания внимания публики это был и инструмент рекламы. Это понимали все, а отец – в особенности.