Смирновы. Водочный бизнес русских купцов
Шрифт:
Он оказался тонким стратегом, разработав новую тактику атаки – его солдаты шли вперед не плотными колоннами, как это делалось всеми армиями Европы, а рассыпавшись цепью, перемещаясь по местности быстрыми перебежками.
Скобелева считали «заговоренным». Завидев его на белом коне, турки в страхе разбегались, а их пули летели мимо.
Генерал обожал шампанское, которое заказывал ящиками. Говорили, что перед сражением он никогда не забывал подушиться одеколоном.
Скобелев принимал участие в двадцати двух сражениях. Верил в судьбу и приметы. Коня всегда просил только белой масти. Однажды во время сражения
Подвиги сделали его человеком-легендой в армии и в народе.
Он хотел лихим ударом взять Константинополь, «прибить свой щит к Вратам Царьграда», о чем мечтали в России многие. Армия была готова войти в город, уже чистила сапоги и форму, но пришел приказ – город не штурмовать!
Даже врагам казалась странной мысль остановиться у их столицы и не занять ее хотя бы на время. Толпы русских солдат и офицеров смотрели на город, расстилающийся под их ногами. Сорок тысяч человек ждали от своего командира приказ на штурм, но он так и не поступил.
Скобелев, переодевшись в гражданское платье, постоянно ездил в Константинополь. Он перенес на бумагу все турецкие укрепления, подробно изучил город и в мыслях уже давно его взял. Начнись бой, он сумел бы воспользоваться каждой улицей турецкой столицы, каждым ее закоулком!
Как сказал кто-то из его недругов, а их у него было множество: «Он, как кот вокруг мышеловки, у этого самого Константинополя ходит. В одно утро мы проснемся и узнаем, что Скобелев ночью залез в Константинополь со всем своим отрядом!..»
Когда пришел приказ не брать Константинополь, Скобелев разрыдался. Он считал, что этот шаг – позор для его армии и что у России теперь путь только в забвение.
Его ратные дела запечатлевались в лубочных картинках, которые многие солдаты клеили на внутреннюю сторону своих походных сундучков.
После окончания Русско-турецкой войны Скобелев остался не у дел.
От тоски он отправился путешествовать. В Париже публично заявил, что грядет война с «германцем». Перебравшись в Берлин, досконально изучил германскую кавалерию, считая, что этот род войск у них самый сильный. Скобелев настолько глубоко узнал германскую армию, что, казалось, надень на него прусский мундир – был бы на своем месте.
Немцы почему-то ни в чем ему не отказывали, считая его первым полководцем своего времени. Когда он умрет, один из авторитетов прусской военной науки скажет, что смерть Скобелева равняется для немцев выигранной кампании.
Сам Вильгельм48 не раз заявлял, что любит его как своего сына. Скобелев считал, что, не будь Бисмарка49, два племени – славянское и германское – жили бы веками в добром соседстве.
Жизнь показала его правоту.
Смерть Скобелева в Москве, в роскошном номере гостиницы «Англия» в Столешниковом переулке, задала множество загадок. Там проживала кокотка по имени не то Ванда, не то Шарлотта. С ней он встречался в ночь своей смерти, пил с ней шампанское. Поздней ночью раздался страшный женский крик. Испуганная и зареванная Ванда кинулась к появившемуся дворнику:
– Какой ужас! У меня в номере умер офицер!
Вызвали полицию. Труп Скобелева был опознан. Подозрение о причастности этой самой Ванды к его смерти было отвергнуто, однако
Много говорили о его отравлении.
О Скобелеве мне рассказывал мой друг – Василий Иванович Немирович-Данченко50. Он вспоминал, как за ночь до смерти тот послал ему записку из гостиницы «Дюссо» с приглашением на завтрашний обед.
– В последнее время я за него стал бояться. Он вдруг оказался многим неугоден. «Все на свете – ложь! Даже слава» – это его фраза. Что-то беспокойно мне стало за Скобелева, какое-то предчувствие нехорошее появилось… Ему все время шли письма с анонимными угрозами. Кто их посылал, кто свел с ним счеты – загадка по сей день!
– Но у вас-то наверняка есть версия?
– Не знаю, что и говорить… Он вообще умел наживать врагов. Скобелев был очень резок и прям. Когда поползли слухи, что он претендует на престол, готовит дворцовую революцию, – в это поверили! Не Александр III, а Михаил III! Представьте, как его возненавидел Двор! Это все было неспроста. Конечно, всех пугала его идея вольного союза славянских племен под единой короной. Объединяться с поляками, чехами, словаками, да еще без различия религий! Он был против братоубийственной войны с поляками. За такое не прощали. В Могилеве, помню, были маневры, и Скобелеву устроили такую пышную встречу, какую не устраивали императору. Он въехал в город ночью, но на всех улицах стояли люди с факелами, толпы людей радостно махали руками и флагами…
В официальный диагноз его смерти, «паралич сердца», не верил никто. Яков Полонский51 очень точно выразил настроение народа:
Зачем толпой стоит народ?
Чего в безмолвии он ждет?
В чем горе, в чем недоуменье?
Не крепость пала, не сраженье
Проиграно, – пал Скобелев! Не стало
Той силы, что была страшней
Врагу десятка крепостей…
Той силы, что богатырей
Нам сказочных напоминала.
Немирович-Данченко рассказал, как хоронили генерала.
Траурный поезд, следовавший до Рязани в имение Скобелева, двигался медленно по коридору, образованному массами народа. Они толпились по обе стороны дорожного полотна. Крестьяне кидали свои поля, фабричные оставляли заводы…
Люди стояли под мостами на коленях под палящими лучами солнца, несли цветы и венки. Поезд поминутно останавливался. Целые села выходили со своим причтом, со своими иконами.
По пути следования поезда крестьяне служили сотни панихид. Шли навстречу с хоругвями, что было совершенно исключительным и небывалым явлением. Ночью люди подходили с зажженными свечами. Даже раскольничьи села пели свои грустные гимны, встречая тело Скобелева.
Под Рязанью начались дожди, но люди все так же стояли с непокрытыми головами в ожидании траурного поезда.
Крестьяне его села Спасского несли гроб на руках. Серые сермяжьи кафтаны, лапти, море цветов и дешевых душевных веночков…