Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый

Ларри Ян Леопольдович

Однако нужно быть слишком наивным, чтобы думать, будто шпика можно послать на тот свет таким кустарным способом. Его лупили кулаки и покрепче. Старого Кавсана молотил не один десяток рук, но разве после этого шпик работал с меньшим запалом или, может, у него ослабло здоровье? Ничего подобного.

Ударившись о землю так, что затрещали все кости, шпик приоткрыл глаза, болезненно прищурился и, охая и кряхтя, поднялся на четвереньки. Пошарил по карманам. Револьвера нет. Но под пальцами оказался кругленький жандармский свисток.

Кавсан сунул его в рот. Тревожные свистки понеслись по щелям переулков, призывая кого-то. Где-то свистнули в ответ. Быстрой рысью подбежали трое жандармов. Кавсан заговорил с ними.

…Выскочив из сада, Степан повернул направо и попал в какой-то двор. Где он оказался, как ему выйти туда, куда надо, где его ждала каруца, Степан не знал.

Увидев во дворе какую-то женщину, развешивавшую белье на туго натянутых веревках, Македон крикнул:

— Эй!.. Куда ближе всего пройти для…

И не договорил Степан — так быстро забилось сердце. В глаза Степану впился радостный взгляд Стехи. Она бросилась к нему:

— Степан… Степан!

Упала головой на широкую грудь, и слезы покатились из ее глаз весенним половодьем. Они замерли, не находя нужных слов, и стояли, пока пронзительный свисток полицая не разрезал тревожно воздух. Степан тут же очнулся и опасливо прислушался:

— Гонятся… За мной бежит шпик… Говори, где спрятаться?

Стеха отшатнулась, испуганная:

— Тебя ловят гоцы… Гонятся?

И, не раздумывая долго, потянула Степана за рукав в сарайчик. Толкнула его туда, сказала, чтобы он лег, и прикрыла разным тряпьем. Степан прижался к стене, и через минуту его огромное тело было спрятано под грудой желтых циновок и разного старья.

Стеха поспешно выбежала во двор, быстро перетащила веревки к двери и поспешно начала развешивать возле самых дверей широкие полотнища разного белья.

И весьма своевременно.

Потому что во двор вбежал, ковыляя и спотыкаясь, избитый до крови шпик Кавсан в сопровождении двух полицаев. Шпик бросился к сараю, какое-то особое чутье шпика гнало его туда. Но Стеха завизжала:

— Ай, вы мне все белье испачкаете… Что вам надо, что вы здесь ищете?

Кавсан остановился:

— Здесь пробегал один человек!

— Так что же вы в сарай лезете? — спокойно спросила Стеха. — Так бы и спрашивали, куда он побежал.

— Ты его видела? — прохрипел Кавсан.

— Высокий? — спросила Стеха. — С маленькой бородкой, в соломенной шляпе?

Кавсан радостно закивал головой:

— Да, да… Где он?.. Куда он побежал?

— Да он как пуля тут пролетел… Чуть было меня с ног не сбил…

— А куда… куда? — торопливо спрашивал Кавсан.

Стеха махнула рукой направо:

— Вот сюда он побежал… Потом повернул налево… Вон, видите на углу фонарь стоит?

— Ну… ну… ну?

— Так он повернул налево от фонаря.

— Давно?

— Да вот только что… Какую-то минуту назад.

Кавсан и полицейские

бросились туда, куда им было указано.

…А через пару дней Степан и Стеха были в Буджаке.

Сквозь высокую траву, клонящуюся к земле под горячим солнцем, вышли они на склоны, усыпанные веселыми цветами, оглянулись восторженно на спокойствие этих просторов, радуясь солнцу и счастью. Обнимая Стеху, Степан спросил:

— Значит, не раскаиваешься?..

— Н-нет!..

Степан любил так же, как и раньше. Он умел любить. И разве сердце его обратилось в камень?.. Нет…

На семьдесят пятой версте

Лунную тишину прорезал далекий свисток паровоза. Вдалеке промелькнули три желтых глаза, долетел приглушенный стук. Из-за горы выползла длинная цепь запломбированных вагонов. Паровоз начал подниматься на гору. Протяжно завывая и лязгая буферами, потихоньку полез вверх, тяжело сопя и выпуская пар.

Он приближался к семьдесят пятой версте.

Часовые на площадках двух вагонов, нагруженных оружием, высунули головы вперед, чтобы узнать, почему поезд пошел тише. Зевая, посмотрели по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, снова подняли воротники шинелей и задремали.

Но часовые не видели, что творилось на крышах вагонов. Три человеческие тени, бесшумно скользнув по крышам вагонов, подползли на животах к концу сцепки и, цепляясь, перепрыгнули на предпоследний вагон. На самой высокой части подъема две тени осторожно спустились на буфера и, подлаживаясь к движениям поезда, аккуратно раскрутили винты и быстро сбросили петли. Два последних вагона немного задумались и тихо пошли обратно под гору, медленно ускоряя свой бег.

Часовые подняли головы. Один сонно проговорил:

— Вроде как обратно едем. Вставай, кажется, назад едем!

— А, чертяка… отвяжись от меня… едем, значит, куда-то приедем.

Это убедило часового, и он опять уснул, качаясь вместе с движениями вагона.

Три тени, свесив головы вниз, внимательно следили с кровли вагона за каждым движением часовых и, лишь услышав последнюю фразу, спокойно положили оружие в карманы.

Часовые спали. Неизвестно, сколько проспали бы они, если бы их не разбудили повстанцы Степана:

— Вставай!..

— Смотри, заспались!..

Повстанцы дернули солдат за воротники:

— Ну, хватит спать, хватит…

…Через пятнадцать минут подводы, нагруженные оружием, мчались вскачь к дальнему лесу, а рядом с подводами весело шел рысью повстанческий отряд Македона.

Возле железнодорожной колеи остались два полуразгруженных вагона и двое румын, приплясывавших от холода в одном белье и без шапок.

Казалось, будто даже месяц тихонько улыбается своими мертвенно-бледными губами, приглядываясь к смешным фигурам белых людей, неведомо отчего всхлипывавших и неизвестно кого ругавших крепко завернутой румынской бранью…