Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
— Помо-о-оги-и-те… разбойни-ки!..
— Неужто не узнаешь?
Боярин открыл глаза.
— А я тебя сразу узнал, — улыбнулся Степан, вытирая подолом свой кулак.
Узнал и боярин. Вспомнил Дука уникитештского кузнеца, вспомнил, что было возле кузницы. Вскочил и завыл с перепугу страшным голосом:
— Люди добрые, сюда… Караул!..
И вот как раз в ворота, к чрезвычайному удивлению боярина, въехали несколько румынских офицеров и жандармов. Обрадованный Дука бросился навстречу дорогим гостям с радостными объятиями. Схватился за стремена.
—
Офицер удивленно вскинул бровями:
— Что такое?
— Вот… Вот большевик, — крикнул Дука, указывая на спокойно стоящего Степана, — расстреляйте… расстреляйте его скорее!.. Это коммунист… большевистский шпик.
Офицер захохотал:
— Смотри, на знакомого нарвался… Это что, твой приятель, Степан?
Македон усмехнулся:
— Встречались когда-то, давненько, правда, но встречались.
«Офицеры» и «жандармы» подхватили под руки до смерти удивленного Дуку и подвели к Степану. Офицер — Загареску, — спросил:
— Ну… что с ним делать? Расстрелять или?..
— Да нет, для такой собаки много чести расстреливать… Эту суку мы повесим на его воротах. Пусть из петли осматривает свои поля.
— Правильно… Эй, веревку!
Дуку, бессильно сопротивлявшегося, подтащили к воротам.
Один из повстанцев полез на ворота с веревкой.
— Ишь, хорошо нажрался… Мало тебе было? — спросил Загареску. — Глянь, пузо как расперло. Не хнычь — в рай попадешь… К богу же посылаем!..
К Степану, искоса смотревшему на побледневшего боярина, подбежал Кодрияну.
— Можно всем заходить?
Степан кивнул головой.
— Аплугурулы знают?..
— Да.
Кодрияну после этих слов сунул в рот два пальца и громко свистнул. И тут же из огромного боярского сада пестрой толпой полились во двор повстанцы, вооруженные с ног до головы.
Загареску отпрыгнул от боярина, сказав ему:
— Ну, прощайся, боярин, с поместьем… Тяни-и-и-и!..
Боярин икнул, дернулся и, болтая ногами, поехал в царство небесное, в светлые дворцы боярского бога.
Через полчаса усадьба пылала. Плугурулы соседних сел, ранее предупрежденные, спешно вывозили с боярского двора зерно, муку, фрукты и угоняли к себе скот. Загареску командовал:
— Бери, бери, люди добрые! Этому мертвяку все равно уже ничего не нужно.
…Вернулись снова в родные Кодры. За спиной пылал горизонт — светился багряным пожаром боярской усадьбы.
Ай, вы испачкаете мне белье!
Через два месяца в Кишиневе, на квартире у Мушатеску, в кругу партийных товарищей Степан рассказывал о себе. Рассказал, как встречали их крестьяне, с какой радостью и искренностью исполняли они поручения повстанцев и как заботились об их отряде, предупреждая о румынских войсках.
Но потом нагнали слишком много войск, и им пришлось спрятаться. Очень плохо стало. Куда ни сунься, повсюду пулеметы, а людей губить зря не хочется. Вот почему они переехали и засели в Буджаке. А сейчас придумали новый план: раздобыть побольше оружия и денег, связать свое выступление с рабочим
Только наутро Степан ушел от Мушатеску, прижимая к груди продолговатый тюк нелегальной литературы и ощущая в кармане солидную сумму денег.
Сердце Степана радостно стучало при мысли о том, что половина дела уже сделана и что вопрос с оружием все-таки более-менее решен. Не было никакого сомнения, что оружие они получат. Быстро шагая по шумным улицам, весело поглядывая на лица прохожих, Степан шел к рабочим окраинам, где его ждала подвода, которая через два дня перенесет Македона в далекий пещерный Буджак. От этой мысли становилось еще веселее и приятнее.
Но вот на углу одного из переулков Степан встретился с кривым, седым человеком, с каким-то неприятно-знакомым лицом. Где он видел этого человека?
Степан быстро оглянулся и снова увидел неприятное лицо человека, который тоже оглянулся на Степана. Македон тут же почувствовал неприятность этой встречи и вместе с тем ощутил нависшую над ним опасность. Но он никак не мог вспомнить, где ему приходилось встречаться с этим неприятным лицом. Он напрягал свою память, но ничего не мог вспомнить. А прохожий стоял и словно думал о чем-то, нерешительно поглядывая в спину Македону.
Когда Степан в очередной раз оглянулся, он заметил, что за ним идет седоватый человек, высоко подняв воротник и спрятав лицо под низко надвинутыми полями фетровой шляпы.
И вспомнил Степан, узнал по резким движениям рук, упрятанных в глубокие карманы. Так двигал руками человек, которого били рабочие у фабрики Левинцу.
Вспомнил Степан — и узнал.
Холодом пронеслось в уме Степана, что это — шпик.
Он пошел быстрее, путая шаги в глухих закоулках, пытаясь сбить с толку шпика Кавсана.
Кружил Македон по закоулкам больше часа, но шпик не отставал. Забежав за угол глухого переулка, Степан присел, разъяренный, возле водостока. Послышались быстрые шаги шпика. Он подбежал к углу, но не успел повернуть в закоулок, как его сбил с ног страшный удар кулаком в зубы.
Степан перепрыгнул через него и побежал, все время сворачивая то направо, то налево. Но и шпик, быстро очухавшись, тут же вскочил на ноги и, вытащив револьвер, бросился вдогонку за Степаном.
Задыхаясь от быстрого бега, Степан покружил несколько минут по глухим переулкам и оказался у высокого забора, который отгородил большой сад от дороги. Недолго думая кузнец перемахнул через забор и притаился в густых кустах бузины, прислушиваясь к топоту ног приближавшегося шпика.
Возле забора Кавсан остановился и внезапно, подстегнутый истым чутьем опытного шпика, полез наверх, держа револьвер наготове.
Ничего опасного нет… Тихо.
Шпик, поколебавшись минуту, тяжело прыгнул в кусты, но не успел подняться, как на него посыпались удары кузнеца. Степан нещадно бил, молотил тело шпика…
Убедившись, что шпик находится на полпути на тот свет, Македон забрал у него револьвер, поднял тело шпика и, перебросив его обратно за забор, быстро пошел через сад.