С кем вы теперь, о горы вдохновенья?Какой поэт на вас глядит в слезах?Все продолжается орлов паренье,Прославлен в смуглой красоте Аллах,И дева гор с кувшином за водоюИдет, как раньше, к милому ручью,Но стал печальным голос за горою,И битва жизни кончилась вничью.Набег был неудачен для героя:Светила слишком яркая луна,В аул вернулась половина строя,И смерть в сраженье — храбрецу цена.Витает высоко душа поэта —Прекраснее нет цели для стрелка.И со свинцом в груди — Арагва? Лета? —Он слушал, как шумит стихов река.Но покидая мир (в дорогу сборы!),Где
пленником томился столько лет,Благодарил он голубые горыЗа страсть, за голос девы, шум побед.Журчит ручей, подобен горной флейте,И наполняет влагою сосуд.О девы гор, несите, не пролейте,Нести кувшин — такой прелестный труд.1938
РОЗА И ЧУМА (1950)
144. «Когда средь бури сравниваю я…»
Когда средь бури сравниваю яСвою победу с пушкинскою славой,Мне кажется ничтожной жизнь моя,А сочинение стихов — забавой.Зима? Воспета русская зима.Кавказ? Воспето гор прекрасных зданье,И в тех стихах, где «розы и чума»,Мы как бы слышим вечности дыханье.Горам подобна высота стола,И утешеньем служит за горами,Что ты слезу с волненьем пролилаИ над моими темными стихами.1946
145. «Свой дом ты предпочла тому…»
Свой дом ты предпочла тому,Кто новый мир открыл,Ты выбрала себе тюрьмуВ краю приморских вилл.Но в этом доме (моря гладьИ очень много роз)Чего-то будет не хватать,Каких-то бурь и слез.О, льется времени вода,А нам забвенья нет!Ты не забудешь никогдаО том, что был поэт!О, как шумел над головойПечальный ветер скал,Когда он говорил с тобойИ руки целовал!Порой, в невероятных снах,Где все наоборот,Услышишь ты, как в облаках,Прекрасный голос тот.Проснешься ты как бы от гроз,И будет в тишинеПодушка, мокрая от слез,Что пролиты во сне.1939
146. «Как две планеты…»
Как две планеты —Два огромных мира:Душа с душоюВстретились, коснулись,Как путники среди пустынь Памира,И вновь расстались, разошлись,Проснулись.Но мы успели рассмотреть в волненьеВсе кратеры, все горы и долины,Песок тех рек и странные растеньяНа берегах из розоватой глины.И, может быть… Как в тихом лунном храмеИ в климате, насыщенном пареньем,Заплаканными женскими глазамиИ на меня смотрели там с волненьем?И удивлялись, может быть, причинеТакой зимы, тому, что — снег, что хвоя,Что мы в мехах, фуфайках и в овчине,Что небо над землею голубое.1939
147. НАЕЗДНИЦА
Ты птицею в тенетах трепетала,Всего боялась — улиц, замков, скал.Пред зеркалом прическу поправляла,Как собираясь на придворный бал.Ждала тебя, как в книге с позолотой,Как в сказке, — хижина и звук рогов,Волненья упоительной охотыИ шум метафорических дубов.Как ножницами вырезаны листьяДеревьев, что торжественно шумят,Как римские таблички для писаньяПокрыты воском, как латынь звенят…Наездницей летела ты в дубравы,Шумели бурно книжные дубы,И, может быть, сиянье милой славыУже касалось и твоей судьбы.1940
148. «Все гибнет в холоде зиянья…»
Все гибнет в холоде зиянья:Корабль в морях, цветок в руке,Все эти каменные зданья,Построенные на песке.Все хижины и небоскребы,Нью-Йорк
и дом, где жил поэт.Подвалов черные утробыОстанутся как страшный след.Но, может быть, в литературеХоть несколько моих листковСлучайно уцелеют в буре,В которой слышен шум дубов.И женщины прочтут с волненьемСтихи о том, как мы с тобойС ума сходили в упоенье —В бреду, в постели голубой.1941
149. «Ты жила…»
Ты жила,Ты любила,Ты мирно дышала,Но над этим физическим счастьемГроза,Как мильоны орлов,Возникала,И катиласьВ пространствах вселеннойСлеза.В той странеВозвышались прекрасные горы, —Там, куда я тебяСквозь бессонницу звал.Мне казалось,Что это органные хоры,А тебе снились платьяИ кукольный бал.В той странеНа ветру раздувались рубашки,Клокотали вулканыИ билась душа.Ты спокойно поставилаЧайные чашкиИ пшеничный нарезала хлеб не спеша.Я тебе говорил:— О, взгляни на высоты!О, подумай,Какая нас буря несет!Ты ответила,Полная женской заботы:— Ты простудишься там,Средь холодных высот!Было ясно:В каком-то божественном планеРазделяют нас горы, пространства, миры.И в объятьях твоих я один,Как в тумане —АльпинистУ подножья прекрасной горы.1941
150. «Хорошо, когда о пище…»
Хорошо, когда о пищеЗабывает человек,Бредит в ледяном жилищеАфрикой, а в мире — снег.Хорошо витать в прекрасном,Вдохновляясь, как герой,Чем-нибудь огромным, страшным —Бурей, музыкой, горой.Скучно, если все — в теплице.Если в жизни напередНумерованы страницыИ рассчитан каждый год.Только тем, что непохожиНа других, на всех людей,Жребий дан из царской ложиСозерцать игру страстей,С высоты на мирозданьеПотрясенное взиратьИ в театре, где страданье,Больше всех самим страдать.1941
151. МЭРИ
Л.Е. Гюльцгоф
Ты в мире, как в море,Где черные хмары.Ты — Мэри, ты — в хоре,Где голос Тамары.Ты — ласточка в буре,Где парус весь в дырахИ гибель лазури.Ты — кровь на мундирах.Но в мире, омытомТвоими слезамиИ бурей разбитом,Восходит над нами —Над домом невежды,Над замком поэта —Светило надеждыПод щебет рассвета.И в море страданья, —Мы знаем, — как рекиДва чистых дыханьяСольются навеки.1944
152. КРАСАВИЦА
Твоя душа — прекрасныйПустой огромный зал,Где мрамор беспристрастныйИ холодок зеркал.Таких размеров рамыЗадуманы судьбойДля музыки, для драмы,Для бури голубой.В таких холодных зданьяхВитает тишина.И в окнах, как в зияньях,Плывет всю ночь луна.Но вспыхнет люстр хрустальныхСияний миллион,И в грохотах рояльныхМир будет потрясен.Так и твое дыханье:Полюбишь ты потом,И музыкой страданьяНаполнится твой дом.1941