Собрать по кусочкам. Книга для тех, кто запутался, устал, перегорел
Шрифт:
Что, простите? Лжецов? А разве им не полагается быть в каком-нибудь относительно мягком круге ада для белых воротничков где-то ближе к верху преисподней? В конце концов, все лгут. В самом деле, мы же делаем это из вежливости! Исследования показывают, что большинство из нас успевает много раз солгать на протяжении типичного десятиминутного светского разговора – мы так и сыплем небылицами вроде «Спасибо, у меня все отлично!», «Как раз собирался тебе звонить!» и «Классные туфли!». Неужели это и вправду страшнее, чем, скажем, планировать теракт?!
Ну что ж. Напомню, что из
«Отвага – важнейшая из всех добродетелей, ведь без отваги невозможно последовательно практиковать никакие другие добродетели», – писала Майя Энджелоу. Ложь – злой близнец отваги, важнейший из всех пороков, поскольку без нее невозможно последовательно практиковать никакие другие пороки (если ты никогда не лжешь, сколько ни планируй теракты, все выплывет наружу). Напротив, если не можешь перестать лгать, хотя бы себе, тебе никогда не выбраться из ада.
Мы видели, что все наши невольные ошибки, вся наша уверенность в собственной правоте вызваны ложными убеждениями – либо «ложью», в которую мы искренне верим, либо, скорее, установками, о которых мы даже не подозреваем. Мы уже прошли через ваш ад и отметили все эти ошибки и установки, а затем подвергли их сомнению и задали соответствующие вопросы. Вы были вынуждены говорить правду, и это сделало вас своего рода археологом, который раскапывает глубины собственной психики. Когда вы освобождаетесь от оков лжи, которая не давала вам выбраться из болота невольных ошибок и сознания собственной правоты, вы обнажаете так называемую «основополагающую ложь», ту ложь, которая движет всеми остальными и поддерживает их.
Иногда мы лжем совершенно осознанно и преднамеренно – как правило, чтобы скрыть те или иные неэтичные поступки. Такую ложь Данте называет «обман» и помещает тех, кто ей предается, в восьмой круг ада. Там льстецы покрыты испражнениями (за то, что всю жизнь прикрывали лестью грязные мысли), продажные политики вязнут в смоле, липкой, словно их пальцы, а священники, торговавшие святынями, погружены вниз головой в купели, а ноги их поджаривают на огне.
Вообще в Дантовом аду много адского пламени. Более того, для наших современников нормально говорить «жарко, как в аду», но в последнем круге ада в «Божественной комедии» все наоборот. Там царит холод – жуткий холод. Дно преисподней – замерзшее озеро. А в этот лед впаяны предатели.
Эта глава – о том, как мы творим обман и предательство в собственной жизни. Помните, пока еще у нас и речи нет о том, чтобы изменить ваше внешнее поведение. «Адская» стадия нашего тернистого пути к цельности касается только внутренней жизни. Время действовать по-другому еще настанет – потом. Цель этой главы – помочь вам всего-навсего замечать, когда вы жульничаете, врете и предаете. Важно знать, что вы можете так поступать с окружающими. Но самое главное – видеть, когда вы поступаете так с собой. Три вида лжи
Можно условно поделить ложь на три категории – черная, белая (ложь во спасение) и серая (полуправда). Все они встречались в моей практике.
Черная ложь (целенаправленный предумышленный обман)
Как-то раз на моем семинаре один из участников, Эрнест, подошел ко мне поговорить во время перерыва на обед. Было видно, что ему очень нужно что-то со мной обсудить. Эрнест был адвокатом и за свою карьеру защищал в суде многих убийц. Некоторые из них признавались ему, что виновны. Эрнест годами думал о них.
– Я никак не мог понять, чем они отличаются от прочих людей, – сказал он. – Что придало им способность убивать? А потом я понял. Знаете, что это?
Я помотала головой.
– Ложь, – сказал Эрнест. – Как только решишь солгать, в смысле по-настоящему, у тебя внутри образуется убежище, такая тайная комната. Туда можно спрятать все, что угодно. И тогда оно станет невидимым. Исчезнет.
Я не понимала, чего он от меня ждет и как я должна поступить с этой информацией, но для него это явно было важно. Семинар закончился, и я совсем забыла об Эрнесте, пока несколько лет назад он вдруг не позвонил.
– Вероятно, вы слышали обо мне в новостях, – начал он.
Нет, я не слышала. Я с трудом вспомнила, кто это – но весь наш разговор мгновенно всплыл в моей памяти, как только Эрнест сообщил мне, зачем звонит. Его обвинили в убийстве, и он хотел несколько сеансов коучинга, чтобы подготовиться к жизни в тюрьме.
Я до сих пор иногда думаю, не подвела ли я Эрнеста, когда он пытался поговорить со мной. Но при первом знакомстве у меня не сложилось впечатление, что его нужно спасать. Вообще-то, мне показалось, что он гордится тем, что нашел простой способ делать все, что угодно, не жертвуя своим душевным покоем. В отличие от других заключенных, с которыми я работала, Эрнест, похоже, настоящий социопат, человек, которого я не смогла бы «починить», как бы ни старалась. По крайней мере, я утешаю себя этой мыслью, и мое чувство истины не возражает.
Так или иначе, несмотря за гордость своим «достижением», Эрнест не был похож на человека, который живет в мире с собой. Более того, после нашего телефонного разговора мне пришло в голову, что я еще никогда не видела, чтобы клиент был совершенно счастлив, не решив раз и навсегда быть честным. Хотя преступление Эрнеста особенно ужасно, подобную динамику я видела у многих других людей, в том числе и у себя. Не то чтобы мы думаем, что лгать хорошо, но все равно лжем, а потом прощаем себя. Исследования показывают, что большинство из нас считают себя честными людьми, но не прочь подмухлевать.
Как-то раз я спросила одну женщину, Бернис, как ей удается работать в полиции и одновременно торговать наркотиками, которые она же конфискует у дилеров. Неужели у нее мозг не взрывается от парадоксальности происходящего? Неужели ее не переполняет чувство вины? Она ответила: «Стоит поверить в собственную ложь, и все становится просто». Однако все просто было для Бернис лишь во внешнем мире. Ее внутренняя жизнь была сущим адом – сплошная паранойя и одиночество. Когда мы преднамеренно отступаемся от собственной истины, мы обрекаем себя на жизнь в мутном мирке, где все вокруг ненадежно и ничему нельзя верить, поскольку сами мы ненадежны и верить нам нельзя.