Сочинения

Поплавский Борис Юлианович

«Никогда поэты не поймут…»

Никогда поэты не поймут Этих дней совсем обыкновенных, Ясности мучительную муть, Вечности ущербную мгновенность, Скудость очертания в воде Роковой и неживой скалы, Моря след на меловой гряде, Смерти, исторгающей хвалы. Возникает этот чадный час, Как внезапный страх на толстом льду Иль как град, что падает мечась, Иль как крик и разговор в бреду. Он родился, он летит впотьмах, Он в ущербе, он едва вздыхает, Преет в заколоченных домах, В ясном небе как снежинка тает. Мягки руки беспросветной ночи. Сонное пришествие его Стерегу я, позабыв о прочем, Ах! с меня довольно и сего.

18.10.24

«Парис

и Фауст, Менелай, Тезей…»

Парис и Фауст, Менелай, Тезей И все им современные цари Тебя ль не знают. Что ж, и днесь цари! О разомкнись пергамент и музей! Я поступаю в армию. Смотри. Вот Троя, вот. И сколько в ней друзей. Погибнем мы от дружеских связей. Но Ты, повешенная, над землей пари. Уж брал Геракл раз несчастный град. Зачем мы новых возвели оград. Миг гибели за десять лет сраженья, Твои глаза за всю мою судьбу. Ведь даже Гете и Гомер в гробу, Что жили лишь для Твоего служенья…

«Поэзия, ты разве развлеченье…»

Александру Самсоновичу Гингергу

Поэзия, ты разве развлеченье? Ты вовлеченье, отвлеченье ты. Бессмысленное горькое реченье, Письмо луны средь полной тьмы. Он совершен, твой фокус незаметный, И шасть — летит сквозь мокрые леса Стон Филомелы, глас зари ответный, Что шевелит камышины сердца. Седалище земного Аполлона, Душа почит в холодном шутовство В огромном галстуке, в парах одеколона, С ущербным месяцем на каменном лице. Но вот летят над подлецом идеи, Он слушает с прищуренным лицом. Как режиссер, что говорит с борцом. Закуривает он кредиткой денег. Слегка идет, почесывая бланк, Наполовину спит в иллюзионе, Где Чарли Чаплин и Дуглас Фербанкс В экране белом ходят как в хитоне. Заходит в писатьер, в публичный сад, Ползет вперед, потом спешит назад И наконец вытаскивает фишку, Все падают и набивают шашку. И подают пальто их благородью… С немытыми ногами слон в хитоне, Он смутно движется к жилищу Гесперид, Запутываясь в фалдах, в смехе тонет, Изнанкою являя жалкий вид. Извержен бысть, от музыки отвержен, Он хмуро ест различные супы. Он спит, лицом в холодный суп повержен Средь мелких звезд различной красоты.

«На железном плацдарме крыш…»

На железном плацдарме крыш Ослепительно белый снег Упражняет свои полки. А внизу семенит коренастый Белый от снега человек. Он прекрасно знает свой мир, Он пускает дым из ноздрей, В темно-синем небе зимы Дышат белые души тьмы, И на их румяных щеках Веселится корова-смерть. Полноплечий друг пустоты, Громкогорлый жест тишины, Скалит белые зубы дней Опрокинутый в зеркале зал. Терпеливый атлет зимы, Он не знает, кого он ждет, Краснокожий пловец ночей Раздвигает руками лед. Он плывет в океане смертей, Он спокойно ныряет на дно, Бесконечно невинен в том, Что горит на щеках страниц Отпечаток позорных рук, Волчий след, огибая овраг. А собаки спят на снегу, Как апостолы на горе.

«Я прохожу. Тщеславен я и сир…»

Я прохожу. Тщеславен я и сир, Как нищие на набережной с чашкой. Стоит городовой, как кирасир, Что норовит врага ударить шашкой. И я хотел спросить его: увы, Что сделал я на небольшом пути, Но, снявши шляпу скромно с головы, Сказал я: «Как мне до дворца пройти?» И он взмахнул по воздуху плащом, Так поднимает поп епатрахиль, Сказал: «Направо и чрез мост потом». Как будто отпустил мои грехи. И стало мне легко от этих слов, И понял я: городовой, дитя, Не знает, нет моста к созданью снов, Поэту достижимому хотя.

<1924?>

«И каждый раз, и каждый раз, и каждый…»

И каждый раз, и каждый раз, и каждый Я

вижу Вас и в промежутках Вас. В аду вода морская — жажду дважды. Двусмысленная острота в словах. Но ты верна, как верные часы. Варнак, верни несбыточную кражу. О, очеса твои иль очесы Сбыть невозможно, нет разбить куражу. Неосторожно я смотрю в лицо. Ай, снег полярный не слепит так больно. Ай, солнечный удар. У! дар, довольно. Разламываюсь с треском, как яйцо. Я разливаюсь: не крутой, я жидкий. Я развеваюсь, развиваюсь я. И ан, собравши нежности пожитки, Бегу, подпрыгивая и плавая. Вы сон. Ви сон, как говорят евреи. В ливрее я. Уж я, я уж, уж я. Корсар Вы, полицейский комиссар. — Вишу на рее. И чин подчинный, шляпа в шляпе я.

<1925>

«Убивец бивень нечасовый бой…»

Убивец бивень нечасовый бой Вой непутевый совный псовый вой Рой о бескровный о бескровный рой Куй соглядатай о даянье хуй Со ооо вобще оооо Аа кри ча ча че а опиздать Езда о да о дата госиздат Уздечка ты узбечка волооб Саосанчан буяк багун-чубук Букашка кашка детсткая покажь-ка? Оубубу бубубны пики шашка Хуитеряк китайское табу Уливы ливень бивень (выш. мотри) Сравни сровни? нини два минус два шасть три В губу вой брык тык бык три в дуду губу

<1925–1927>

Из еврейских мелодий

К тебе влачиться Боже волочиться Как положиться с нежностию жить Жид он дрожит я жит что прочь бежит Бежит божиться что пора лечиться О дня не пропускал я не пускал Тоска течет как жир свечи сквозь пальцы На пяльцах мраморная доска Иглой проткнешь ли нож ли нож упал Я долго спал искал во сне вас нет Вы сны не посещаете знакомых Они не смеют в сон принять сон дом их Их беден дом бледен день как снег Нельзя нам снами где-то не встречаться Ручаться мог бы против за не мог Я занемог лью блюдо домочадца Я светом облит я дрожу намок

1925

Art po'etique

Моя любовь подобна всем другим Нелюбящих конечно сто процентов Я добродушен нем и невредим Как смерть врача пред старым пациентом Любить любить кричит младой холуй Любить любить вздыхает лысый турок Но никому не сладок поцелуй И чистит зубы сумрачно Лаура Течет дискуссия как ерундовый сон Вот вылез лев и с жертвою до дому Но красен горький пьяница лицом Толстяк доказывает пальцами худому Шикарный враль верчу бесшерстый ямб Он падает как лотерея денег Шуршит как молодых кальсон мадополам Торчит как галстук сыплется как вейник И хочется беспомощно галдеть Валять не замечая дождик смеха Но я сижу лукавящий халдей Под половинкой грецкого ореха Халтуры спирохет сверлит костяк И вот в стихах подергиванье звука Слегка взревел бесполый холостяк И пал свалился на паркет без стука И быстро разлагаясь поползли Прочь от ствола уродливые руки Что отжимали черный ком земли И им освободили Вас от скуки Как пред кафе безнравственные суки Иль молния над улицей вдали

1926

«Шикарное безделие живет…»

Шикарное безделие живет Слегка воркуя голоском подводным А наверху торжественно плывет Корабль беспечальный благородный На нем труба где совершенный дым И хлесткие прекрасные машины И едут там (а мы на дне сидим) Шикарные и хитрые мужчины Они вдыхают запах папирос Они зовут и к ним бежит матрос С лирической восторженною миной А мы мечтаем вот бы снизу миной! Завистлив гномов подвоздушный сонм Они танцуют ходят колесом Воркуют пред решеткою камина И только к ним подходит водолаз Они ему беспечно строят рожи Пытаются разбить стеклянный глаз Добыть его из-под слоновой кожи И им смешно, что ходит он как слон С свинцом в ногах (другое дело рыбы) У <них> крокет у них паркет салон Счастливое вращение счастливых