Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
— Я прошу еще раз довериться мне, Лори.
— Это слишком, Шутов. — Она снова машет головой и нервно улыбается, чтобы через секунду нервно, как будто в последний раз, вздохнуть.
У меня от этого звука сердце в кишки опускается.
Отличный, блядь, получается разговор.
— У меня всегда были большие аппетиты.
У нас что-то не клеится.
Я не чувствовал этого, когда обнимал ее в больнице и когда говорил с ней по телефону, но отчетливо чувствую сейчас. Как будто любое мое слово обречено разбиться
— Почему ты не сказала Авдееву о ребенке, Лори?
Она вскидывается, как будто получила пощечину, отворачивается, но я все равно успеваю заметить ее красные щеки. Еще когда она была просто в статусе глины, из которой я лепил главный шедевр своей жизни, мы часто могли спокойно обсуждать «пикантные» подробности ее свиданий. Но даже тогда она не краснела.
— Потому что так будет лучше для всех, — после долгой паузы, когда я уже начинаю верить, что так и не слышу ответ, наконец, признается она.
— Я как американский тупой сериал смотрю, обезьянка. Еще добавь, что залет — это твоя вина и ты не хочешь ни на кого взваливать ответственность.
— Да, это моя вина.
— Мужик всунул — мужик априори должен быть готов, что может стать отцом. Перестань нести чушь, обезьянка, потому что вся вот эта мыльная херня очень сильно понижает градус IQ всей улицы.
— Ну прости, что я недостаточно умна для тебя, чертов гений! — рявкает она, но на последнем слове ее голос срывается на крик. Поворот головы, взгляд в упор прямо на меня, но все равно куда-то мимо. — Потому что так получилось, Шутов! Пока ты становился живым воплощением Тони Старка, я просто пыталась жить свою жизнь. Вот эту! Потому что ты научил меня принимать решения ни на кого не оглядываясь!
Она плачет.
Не ревет, не истерит, не пускает носом пузыри.
Просто позволяет слезам течь по ее щекам и подбородку.
Вряд ли даже догадывается, что только что размолотила в хлам все, что во мне еще было способно сопротивляться чувствам к ней. Не так много, если разобраться, но здесь, в этом моменте, я ясно осознаю, что был привязан к ней, кажется… еще с пляжа?
Я всегда был редкой черствой тварью. Через сколько рыдающих тел я переступил, не испытывая ни капли сочувствия? Для меня в аду точно приготовлен отдельный котел и личный Везувий.
На языке крутится банальное: «Лори, не плачь, пожалуйста, я все что угодно сделаю, только не плачь…» Но ей, кажется, уже и дела нет до моего «все, что угодно».
— И я приняла решение, Дим, — уже слегка спокойнее, без надрыва, но так как будто еще хуже. — Это — моя ответственность перед собой, перед Мариной, перед Авдеевым. Мы просто… о разном и о другом. Один хороший секс — не повод вить гнездо.
Она как будто готовится сказать больше,
Бросает взгляд на кольцо.
Еле заметно шмыгает носом, распрямляет спину. За этой королевской осанкой не угнаться всем Виндзорам вместе взятым.
— Я не хочу вляпаться в отношения с тобой, Шутов. Я их не вывезу. Я слабачка, видишь? — Берет салфетку и размахивает ею как белым флагом капитуляции. — У меня нет против тебя иммунитета. Так что лучше даже не пытаться.
— Кто сказал про отношения, обезьянка? Тебе нужен партнер раз уж ты завязалась воевать с Завольским. Хочешь ты этого или нет, но лучше меня тебе просто не найти.
— Господи, ты реально неисправим! — Она улыбается, на этот раз спокойнее и теплее. И мое сердце тоже потихоньку оттаивает. — Я не знаю ни одного мужика, кто был бы настолько уверен в своей неотразимости.
— Тебе не обязательно отвечать прямо сейчас. — Это должно немного ее успокоить.
— Еще один новый фокус — Шутов, который никуда не торопится и не требует все и сразу? — Снова косится на кольцо своими лисьими глазами. — Этот камень слишком красив, чтобы лежать в урне.
Я беру кольцо, обхожу ее со спины, присаживаюсь на корточки.
Волнуюсь — пиздец.
Тысячу лет не испытывал ничего подобного. В моей реальности не существовало сценария, в котором я слышу «нет». Впору поздравить себя с новым опытом: я жутко ссыкую, что единственная женщина, которая может заменить мне весь этот блядский несовершенный мир, прямо сейчас может от души послать меня на хуй.
Терпеливо жду, отсчитывая секунды по бешено колотящемуся сердцу.
Бля, надеюсь, часы не поднимут переполох.
Лори, видимо решив, что достаточно меня помучила, кладет руку на подлокотник стула.
Осторожно беру ее за запястье.
Нет, блядь, моя девочка все-таки научилась носить маски. Ее совершенно не выдает ни один мускул на лице, но предает тело — вставшие дыбом едва заметные волоски на руках в том месте, где я дотрагиваюсь до ее кожи.
Окольцовываю ее безымянный палец.
Я знал, что кольцо будет в пору еще с той минуты, как только его увидел.
— Красиво, — она растопыривает пальцы и подставляет бриллиант под солнечные лучи.
— Идеально, — говорю дрогнувшим голосом, но вижу только ее.
— Это ничего не значит, Шутов. Я оставляю за собой право его вернуть.
— Договорились.
— Обещаю не думать очень долго.
— Идет.
Она вдруг так резко поворачивает голову в мою сторону, что мы буквально сталкиваемся носами. Я стал очень остро реагировать на ее близость: достаточно просто вдохнуть ее запах — и мозги сразу стекают за пояс, и в голове такая отборная порнуха, что хочется перестать быть хорошим понимающим терпеливым парнем и напомнить моей обезьянке, что я вообще-то тот еще на голову отбитый ёбарь.