Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Беру телефон, который всегда кладу рядом.
Даже странно, что меня до сих пор никто не домогается. Ни миллиона пропущенных с работы (даже в воскресенье это вообще нормальная практика), ни строчки от Авдеева и Шутова. С Димой мы в последний раз переписывались вчера днем — он, как и обещал, прислал сообщение, что уже приземлился, прошел регистрацию и заселяется в гостиницу. Спросил, как я себя чувствую и все ли у меня в порядке. Я написала, что собираюсь быть ленивцем все выходные, он прислал парочку выражающих понимание смайликов и замолчал.
О том, что я
Как и о том, что его само здесь нет и как гром среди ясного он нагрянуть тоже не может.
Я принимаю душ, привожу в порядок волосы и немного кручусь перед зеркалом, разглядывая свой действительно немного округлившийся живот. Хотя, если перестать выпячивать его как ненормальная, распрямить плечи и выровнять спину, то из глубоко беременной женщины я снова превращаюсь в стройняшку. Хотя после того, какими офонаревшими глазами Шутов смотрел на мой живот и на изображение ребенка на экране, я стала иначе относится к возможным не самым эстетическим изменениям в моем теле. Теперь это уже не кажется концом света. У меня же там целый ребенок: с нервной системой, с лицом и пальцами, и ушами. Это все должно куда-то помещаться.
Вздыхаю, снова немного «надуваю» живот и поглаживаю этот маленький бугорок.
Повинуюсь импульсу, делаю фото в зеркале и скидываю Диме с припиской: «Теперь я понимаю, почему тюлени с такими довольными мордами спят на боку».
Спускаюсь вниз, накинув поверх топа и пижамных штанов теплый свитер, хотя в этом нет большой необходимости — в доме тепло и уютно, а с улицы умопомрачительно пахнет едой. Выглядываю на крыльцо, где уже крутится Левченко, явно поджидая, когда проснётся моя в край обнаглевшая физиономия.
— Доброе утро, Валерия Дмитриевна. Завтрак вас уже заждался.
— Я слышу этот запах, с ума сойти можно. — Действительно сглатываю полный рот слюны.
Он проводит меня до беседки, где уже накрыт стол и на пластине из натурального агата стоит полный чайник зеленого чая с ломтиками каких-то фруктов. Через минуту симпатичная женщина приносит две огромных тарелки: одна с овсянкой, ломтиком красной рыбы с гриля и поджаренными овощами, другая — с сырниками в сливочном соусе. Спрашивает, не нужно ли мне еще чего-то, но я только бесконечно искренне благодарю ее за все это. Наверняка стоило больших усилий выдерживать завтрак теплым и свежим почти до обеда.
Успеваю съесть примерно половину, когда краем уха ловлю шум двигателя.
Наверное, приехал кто-то из посетителей? Хотя вчера здесь была только одна пожилая пара, а сегодня так и вообще никого не видно, кроме работников.
Продолжаю есть, но какой-то неприятное ощущение в районе затылка мешает проглотить.
Приходится запить его чаем и оглянуться.
«Попугай».
Идет в мою сторону в модных бриджах, куртке и сапогах для верховой езды.
Волосы собраны в такой гладкий пучок, что он кажется почти глянцевым.
Выглядит дружелюбной.
Левченко успевает перехватить ее на половине пути, что-то говорит и показывает в сторону конюшен.
— Доброе утро, — улыбается самой журнальной из журнальных улыбок. Я видела ее фото в инстаграме всего раз, в тот день, когда узнала ее имя от Марины, но почему-то уверена, что это одна и та же улыбка, что и на рекламных постах ее личного косметического бренда.
— Доброе, — улыбаюсь в ответ. Сейчас, когда прошел первый шок, еда снова потихоньку начинает возвращаться в фокус моего внимания.
— Вероника Михайлевская, — представляется она.
— Валерия Ван дер Виндт.
Мы смотрим дуг на друга несколько секунд, а потом она взглядом все-таки спрашивает разрешения присесть. Мне хочется сказать, что я приехала сюда не для того, чтобы завтракать в компании малознакомых людей, но это — территория Вадима, а Вероника — его женщина. Она может запросто сесть куда угодно и когда угодно, но соблюдает вежливый этикет.
— Может, еще одну чашку? — Киваю на почти полный чайник. — Я столько не выпью.
— Было бы здорово, руки просто ужасно замерзли.
На улице тепло, на мой вкус, но я — человек осени, мне весь сезон хорошо и комфортно, даже в дождь и туман.
Пока нам несут дополнительную посуду (от завтрака Вероника отказывается), я украдкой разглядываю ее лицо, пока она разговаривает по телефону. На фото в сети она выглядит моложе, но вот так, вблизи, ей явно хорошо за тридцать. И тут я снова отдаю ей должное — она выглядит именно так, как должна выглядеть женщина ее возраста, без перегибов и попыток оставаться «молодой и дерзкой». Это ухоженная красота, может, не идеальная в плане природных данных, но правильно подчеркнутая. В наше время далеко не каждая женщина за тридцать умеет с таким достоинством «носить» свой возраст. Перед глазами сразу всплывают знойные «барышни» из зала, которые из кожи вот лезли, чтобы привлечь внимание Вадима. Веронике это не нужно — уверена, она и так не страдает от недостатка мужского внимания.
— Не люблю приезжать сюда в выходные, — говорит она немного позже, когда нам приносят еще один комплект посуды и корзинку с маленькими круассанами. — Здесь обычно столько народа. Сегодня просто какой-то райский день.
— Уже не очень тепло. — Никакого другого ответа на ее справедливое замечание у меня нет.
Потому что она, конечно, не дура, и прекрасно понимает, для кого организовано это затишье. Вряд ли обычные посетители сидят в домашней одежде в хозяйской беседке и перед ними пританцовывает личный обслуживающий персонал.
Еще какое-то время мы в полной тишине пьем чай.
Мне хорошо знакомы вот такие «неловкие» паузы. Обычно они возникают, когда очень хочется задать парочку неудобных вопросов, но совершенно нет идей, с чего начать.
Ладно, побуду доброй феей и облегчу Михайлевской жизнь.
— Вадим ведет дела с моим мужем — Андреем Завольским. Точнее, вел.
— Примите мои соболезнования, Валерия. — Веронике нужно несколько минут, чтобы сообразить, что к чему. — Уйти в таком молодом возрасте.