Солдаты
Шрифт:
Невысоко над его усадьбой, в ясной синеве весеннего утра, степенно и
деловито плыли два краснозвездных самолета. Щурясь от солнца, собирал вокруг
хитро улыбающихся глаз пучки мелких морщинок, за ними следил конюх Ион. Дед
зачем то стянул с головы форменную фуражку (участник кампании 1877 года,
старик и сейчас не расставался с военным мундиром), и ветер шевелил на его
голове реденькие пряди седых волос.
– - Ион! -- окликнул его лейтенант.-- Уведи коней в сарай.
заседлай для меня. Да побыстрее! Что уставился?..
Через пять минут Штенберг уже скакал в большое селение Гарманешти, что
было в одном километре от eго усадьбы. Село встретило молодого боярина
странным оживлением. Первым, кого увидел лейтенант, был лавочник. Пухлое,
лоснящееся лицо торговца выражало крайнюю растерянность.
– - Что с вами?
– - спросил его Штенберг, придерживая коня.
– - Как что? Разве господин лейтенант не знает... -- Лавочник вдруг
оборвал себя и лишь неопределенно махнул рукой.
– - Что ж вы делаете? Зачем заколачиваете окна магазина? Разве вы не
собираетесь больше торговать?
– - Торговать мне нечем. Все -- там, -- и он эффектным жестом указал на
землю.
– - Закопал?
– - А что я должен делать? Оставлять русским?..
– - Русских сюда не пустят.
– - Кто же это их не пустит?
– - Армия, разумеется.
– - Дай бог,-- пробормотал лавочник и снова взялся за топор, которым до
этого подгонял доски на окнах.
Лейтенант поморщился и пришпорил коня. У деревянного моста, под которым
бушевал весенний поток, Штенберг снова задержался: на этот раз его остановил
сельский священник. Поверх рясы у него была надета епитрахиль цвета хаки.
Альберт сразу понял, что случилось.
– - И вас, святой отец, мобилизовали?
– - Мобилизовали, сын мой. Полковым священником в вашем корпусе буду.
Боже, боже! Спаси и помилуй!
– - Поп воздел короткие руки к небу.
– - Всех на
оборону, к дотам!
– - Он снова повернулся к лейтенанту.-- Слышите? Всех!
Штенберг прислушался. Из-за поворота улицы к мосту приближалась группа
сельских парней под командой фельдфебеля. Один из мобилизованных, пьяно
раскачиваясь, пел надрывным голосом:
Господи, даже горы мрачнеют
В час, когда рекрутам головы бреют...
Под заунывный плач скрипки и рожка остальные подхватывали:
Звон колокольный нас гонит из хаты.
Служба солдатская, как тяжела ты!
– - Замолчать!
– - рявкнул, должно быть уже не в первый раз, фельдфебель.
Но его никто не слушал, словно фельдфебеля не
За колонной новобранцев темной массой катилась толпа женщин и стариков.
Одна молодая румынка страшно, с волчьим подвывом, плакала. А над колонной
плыла и плыла, бередя сердца людей, солдатская песня:
Мама, ты встань, помолись у порога,
Может быть, станет полегче дорога.
Встань, помолись на икону, -- быть может,
Бог от окопов спастись нам поможет.
Священник, пропустив мимо себя новобранцев и толпу крестьян, вдруг
вознегодовал:
– - Бога вспомнили! А когда я с божьим благословением к ним подходил,
чуть было не побили. Спасибо жандарму -- выручил, а то влетело бы... В
штурмовой батальон* всех. Там они по-другому запоют.
* Вроде штрафного батальона.
– - Неужели им не дорого наше бедное отечество!
– - воскликнул Штенберг,
и черные усики под его коротким носом шевельнулись.
– - Не дорого, господин лейтенант, не дорого, -- охотно подтвердил
священник, перебирая дряблыми пальцами епитрахиль. -- Троих пришлось
оставить. Подозреваю: махорочного настою напились...
– - Дивизионного прокурора сюда позовем. Он разберется.
Сказав это, Штенберг хотел ехать дальше. Но навстречу ему уже бежали
хромой и черный, как грач, Патрану и пожилой жандарм.
– - Что случилось, господа?
– - спросил Альберт.
– - Беда, боярин!
– - Патрану оглянулся на жандарма, как бы призывая его
в свидетели.
– - Мужики там... на площади... отказываются идти рыть окопы...
Лейтенант чуть побледнел, но промолчал. Не взглянув больше на
сконфуженных его молчанием Патрану и жандарма, ои помчался в центр села, где
действительно собралось до сотни крестьян, о чем-то громко споривших. Над
толпой маячили остроконечные верхушки бараньих шапок. С приближением
Штенберга верхушки эти зашевелились. Оказавшись среди толпы, боярин крикнул:
– - В чем дело, э-э... господа? Отчего вы не на обороне?
Крестьяне угрюмо отмалчивались. К толпе подбежали запыхавшиеся и злые
Патрану и жандарм, отставшие от Штенберга. Остроконечные верхушки шапок
начали расплываться в разные стороны.
– - Вы что же, не желаете защищать свое отечество?
Офицер обвел толпу недоумевающим взглядом.
– - Что же вы молчите? Вот ты, Бокулей, почему ты не хочешь идти на
оборонительную полосу?
Худой желтолицый крестьянин зачем-то снял шапку, обтер ею свою курчавую