Солдаты
Шрифт:
пор молчавший Кузьмич и глубоко вздохнул: -- Бывал я в семнадцатом в
здешних-то местах. Измаил, Галац... Опять же Аккерман... и... эти еще...
обожди... Туртукай... Рымник... Во-во! Знакомые мне края. Тут нас германец
газами потчевал...
– - Уж не служил ли ты при Суворове, Кузьмич?
– - серьезно осведомился
Сенька.
– - При Суворове не служил, а по eго путям хаживал!
– - так же серьезно и
не без гордости ответил сибиряк.
– - Далече
такую даль не уходил. Женим мы тебя на какой-нибудь румынке да и оставим
тут. Будешь мамалыгу есть...
– - Не балабонь ты, Семен! Що к человеку прицепився? О дeле лучше бы
сказав!
– - шумнул на Ванина Пинчук, которому в такие ответственные минуты
Сенькина болтовня казалась совсем неуместной, хотя, как известно, в другие
времена и в иных обстоятельствах балагурство Ванина ему доставляло немалое
удовольствие. А сейчас он нахмурил брови, добавил глухо: -- Може, кто из нас
и по другой причине назад не вернется...
– - Значит, боишься, Петр Тарасович?
– - Не в том суть. Умирать на чужой стороне кому ж охота!..
– - А мы и нe думаем умирать. Умирать будут фашисты. А мы жить будем, да
еще и другим людям жизнь принесем,-- откликнулся Камушкин.
– - Правильные речи любо послушать! Ты, Вася, сам придумал такие
разумные слова или тебе их подсказал кто?
– - полюбопытствовал Ванин,
поворачивая свою круглую вихрастую голову в сторону Камушкина, почему-то в
четвертый раз перематывавшего одну и ту же портянку.
Потом опять стало тихо. Каждый понимал, что говорил не то, что думал,
сердца тревожились другим -- более значительным. Нелегко расстаться с
родимой сторонкой! Надолго ли? И что сбудется с каждым?..
Беспокойнее затрещали цигарки. Гасли и снова разгорались красные точки.
– - Хоть бы вздремнуть!
– - Пробовал, не получается.
– - Да-а-а... дела...
– - Дела как сажа бела. Что вздыхаешь-то?
– - Ничего. Так...
– - То-то же, так...
На минуту смолкли и опять:
– - Пора б выступать, а лейтенанта с Шалаевым все нет.
– - Придут скоро. Они зря не загуляются.
Спать никому не хотелось. Только одну Наташу почему-то сильно клонило
ко сну. Зябко поеживаясь, она прилегла на повозке Кузьмича и мужественно
боролась. с навязчивой дремотой. Кузьмич укрыл девушку своей шинелью.
Сжавшись в комочек, она согрелась. Зато дремота теперь одолевала сильнее.
Черные длинные ресницы eе часто смыкались. Разбуженная говором ребят, она
испуганно приподнималась на руках, трясла головой, а потом опять куталась в
шинель.
– - Да спи ты, дочка,--
мучится.-- Небось разбудим, не оставим...
– - Дядя Ваня, а где... Аким?
– - В батальон связи пошeл. Рацию свою починить. Вернется скоро.
Вышли к реке только утром. Против румынского города Стсфанешти
понтонеры уже навели мост, по которому двигались войска. Дождавшись своей
очереди, переправились и разведчики. До города было не меньше километра,
хотя с левого берега казалось, что он стоял у самой реки. Вокруг раскинулась
ровная, ужe покрытая нежным зеленым ковром долина. На ней устроилось
несколько зенитных батарей, охранявших переправу. Орудия, задрав кверху
жерла, стояли безмолвные и ничем не замаскированные. Солдаты-зенитчики,
закончив до рассвета земляные работы, теперь кучками, по-цыгански, сидели на
разостланных плащ-палатках и с превеликим аппетитом ели вареные яйца --
пасхальный подарок гостеприимных молдаванок. Всюду вокруг белела яичная
скорлупа.
Разведчики немного отошли от реки и сразу, точно по команде, движимые
единым и еще никогда не испытанным чувством, оглянулись назад. Теперь их
глаза были такие же светлые и влажные, как вчера у Бокулея, когда он подошел
к родной румынской земле. Вася Камушкин, таясь от товарищей и особенно от
Ванина, незаметно провел рукой по карману. Ощутив под ладонью вишневую
ветку, которую захватил с собой еще вчера, на русской земле, он успокоился,
украдкой глянул на Сеньку. Но комсорг зря таился. Ванин видел, как он сломал
эту ветку, и только из несвойственной ему деликатности ничего не сказал
тогда. И вообще Сенька эти дни был предупредителен с товарищами и
удивительно вежлив, что вовсе не вязалось с его озорным нравом. Сейчас он
вместе с остальными глядел на левый берег реки. Та сторона была залита
солнечным светом. Часть этого света выплеснулась и на румынский берег, и
освещенная полоса все более расширялась, догоняя солдат. Не одни разведчики
смотрели сейчас на покидаемую родную землю, смотрели на нее все гвардейцы.
Маленький Громовой, бывший пехотинец, а теперь командир орудия из батареи
Гунько, забравшись на снарядные ящики в кузове грузовика, снял шапку и
размахивал ею в воздухе. Щеки солдата пылали. Русые волосы растрепал ветер.
Они то и дело закрывали ему глаза. Громовой отбрасывал их рукой назад. Сам
Гунько не вытерпел, вылез из кабины и, стоя на подножке, глядел на восток,
на песчаные курганы по левому берегу, на приветливо белевшие и бесконечно