Солдаты
Шрифт:
государственного устройства в своей стране. Но от нас с вами, товарищи
солдаты, не в малой степени зависит, чтобы румыны сделали правильные выводы.
Я как-то уже говорил об этом Каримову.
– - Шахаев глянул почему-то на Никиту
Пилюгина.
Солдаты долго еще не отпускали парторга. Каждого что-нибудь волновало,
беспокоило, и он подходил к Шахаеву, чтобы с глазу на глаз потолковать с
ним, уточнить не совсем ясное, посоветоваться. В помощь себе
Акима, который давно уже был среди разведчиков вроде агитатора, и, конечно,
Васю -- комсомольского вожака. Лейтенанту Забарову пока что было не до бесед
– - он целыми днями пропадал на передовой.
3
В день, когда о Заявлении Советского правительства уже было известно
всему селу, у начальника политотдела находился посетитель, с которым Демину
особенно хотелось встретиться.
За небольшим столиком, на котором, кроме коробки папирос, ничего не
было -- все бумаги Демин убрал в ящик, -- против начподива на раскладном
походном стуле сидел человек, которому на вид было не более сорока -- сорока
трех лет, с коротко остриженными седеющими волосами. Лицо его, широкое и,
казалось, очень добродушное, принимало какое-то счастливое, детское
выражение, когда к нему обращался Демин с вопросом, -- полковник уже успел
заметить, что такое выражение придавали лицу собеседника его голубые,
немножко прищуренные глаза, и только тогда, когда эти глаза улыбались.
Признаться, Демин не таким представлял себе гостя. Судя по многим
литературным произведениям, перед ним должен был сидеть человек с
нахмуренными бровями, с бледным лицом, на котором пятнами проступает
болезненный румянец; время от времени он должен отворачиваться и, прикрыв
рот платком, долго и трудно откашливаться; затем, извинившись и виновато,
болезненно улыбнувшись, продолжать беседу...
Однако, рассматривая собеседника, Демии пришел к выводу, что он, Демин,
никогда бы и подумать не мог, что этот человек одиннадцать лет просидел в
тюрьме и вынес там почти нечеловеческие мучения; скорее можно предположить,
что человек этот прожил очень веселую и беззаботную жизнь. Но это было бы
мимолетное и, конечно, неверное впечатление. Едва речь заходила о фашистах,
о застенках сигуранцы, о полицейских пытках, лицо румына мгновенно менялось,
приобретало строгое и даже немного жесткое выражение.
– - Расскажите о себе, товарищ Мукершану!
– - попросил Демин. Он внезапно
ощутил, что привычное, дорогое слово "товарищ"
особенное удовольствие, когда называешь так человека из чужой страны, но
родного нам по духу, по убеждениям. Если, конечно, собеседник -- именно
такой человек, а не...
Вот опять перед полковником встал вопрос, который нужно решать самому,
решать безошибочно. Документы в порядке -- коммунист, подпольщик, как будто
бы все правильно. Но... но такой документ может оказаться у любого
разведчика, у агента сигуранцы. Остается одно: определить, понять. "Вот
тут-то ты и не должен промахнуться, начальник политотдела! -- мысленно
говорил себе Демин. -- Эх, дружище, как ты еще зелен, как много тебе еще
надо жить и учиться, чтобы решать такие вопросы не спеша, спокойно и,
главное, правильно. Ну что ж, назвался груздем, так..."
– - Я вас слушаю, товарищ Мукершану, -- попросил он снова, догадавшись
по взгляду, что гость молчит, заметив его внезапную задумчивость.
Мукершану вздрогнул и начал спокойно, неторопливо рассказывать.
Он говорил по-русски, и Демин спросил, не был ли Мукершану в Советском
Союзе.
– - Нет, не пришлось, -- сказал Мукершапу с явным сожалением.
– - Учился
в тюрьме. Помог один товарищ, хорошо знавший русский язык.
Родился Николае Мукершану в бедной крестьянской семье. Рано ушел
батрачить, потом сбежал от хозяина в город, на завод. Стал рабочим. В 1921
году вступил в коммунистическую партию.
– - Как видите, по своему партийному стажу я ровесник своей партии, --
улыбнулся Мукершану в этом месте своего рассказа. -- Компартия Румынии
образовалась в 1921 году в результате раскола румынской социалистической
партии. С 1924 года компартия работала в глубоком подполье, и принадлежность
к ней жестоко каралась правящими классами страны. Многие сотни моих
товарищей были замучены в застенках сигуранцы... -- голос рассказчика
дрогнул, на висках собралась сухая смуглая кожа.
– - Многие тысячи были
сосланы на каторгу и брошены в тюрьмы, многие были вынуждены покинуть
страну. Но партия жила и действовала!
– - вдруг громко и горделиво проговорил
он, испытывая чувство младшего брата, рассказывающего старшему и любимому
брату о своих, несомненно, славных делах, заранее зная, что эти дела будут
приятны его слушателю и одобрены им.
– - Да, жила и боролась!
– - продолжал
румын, все более оживляясь, и в эту минуту Демин поверил в него и уже знал,