Солдаты
Шрифт:
Папы нету дома
И нe может быть,
Потому что папа
Должен немцев бить.
"Откуда они взялись?" И вдруг отчетливо вспомнил Веселую Зорьку,
снежную пыль за окном, усатого солдата, стоявшего в дверях комнаты. "Пинчук.
Старшина разведроты. О чем думает сейчас этот мудрый мужик? А думать есть о
чем!" Демин поднялся и пошел в землянку, все еще захваченный мыслями.
Вспоминались
– - Какое... совершается! -- почти беззвучно прошептал полковник и
глубоко вздохнул.
4
– - Прекратить разговоры! -- сердито прикрикнул на солдат Забаров,
который был явно не в духе. Три раза ходил он со своими разведчиками в
поиск, и все три раза "язык", приведенный ими, оказывался румыном. Румынские
солдаты хотя и охотно, но давали весьма ограниченные сведения. Все они в
один голос заявляли, что кроме гвардейского королевского румынского корпуса
на этом участке стояли и немецкие эсэсовские части. Точного же расположения
этих частей и их наименования пленные румыны не знали, потому что офицеры им
ничего не рассказывали, а сами они не выходили из своих окопов.
...Допрос пленного капитана Гуров производил при генерале Сизове,
полковнике Демине, Забарове и Ванине, который упросил лейтенанта взять его с
собой.
Захваченный в последнем поиске румынский офицер, к великому огорчению
Федора, также не смог дать нужных сведений. Ему было известно, что где-то
рядом с их корпусом находились немецкие части, -- об этом им очень часто и
очень охотно говорил их командир батальона, да он и сам, с его ротой, хорошо
чувствовал присутствие гитлеровских частей: солдатский и без того скудный
рацион с каждым днем все более ухудшался, хотя над корпусом и шефствовала
сама Мама Елена. Но ее высочайшему повелению корпус этот только теперь, и
критический момент, был брошен на защиту "великой румынской империи".
Обо всем этом пленный капитан рассказывал подробно, но его слова мало
утешали генерала Сизова. Лишь полковник Демин живо заинтересовался одной
деталью.
– - Плохо, говорите, кормит вас Мама Елена? -- спросил он через
переводчика, которым был Георге Бокулей.
– - Плохо, -- простонал офицер.
– - Но Мама Елена тут ни при чем.
Интенданты наши -- сволочи. Воруют...
Начподив долго молча наблюдал за пленным, потом поморщился.
Генерал Сизов, поняв настроение Демина, резко махнул рукой и приказал:
– - Уведите его!..
– - ...В общем, вот уж форменный мамкин сынок попался!
– - резюмировал
Сенька свой рассказ.
– -
Акимом волокли его. Орет в наших руках: "Хайль реджеле Михай! Хайль реджеле
Михай!" И так это в рифму у него получается. Аким даже позавидовал такой
рифме!..
– - Перестань болтать, Ванин!
– - остановил Сеньку Забаров.
– - Откуда ты
все взял? Ничего ведь румын не кричал. Шел да помалкивал.
Но Ванин уже сидел на своем любимом коньке, и его трудно было
остановить.
– - Товарищ лейтенант!
– - говорил он, скорчив оскорбленную рожу.
– - Вы
же сзади шли и ничего не слышали. Спросите Акима. Орал, да еще как! А эту
самую старую... Маму Елену раз десять упоминал. Вот провалиться мне на этом
месте!
– - Будешь врать, так и провалишься.
Обиженный, казалось, в самых лучших своих побуждениях, Сенька замолчал.
Начав врать, Ванин через минуту уже сам искренне верил в то, что
подсказывала ему его же собственная неудержимая фантазия. Эта искренность
рассказчика и масса приводимых им деталей захватывали слушателей и
заставляли их внимать Сенькиной выдумке с большим терпением.
Забарова в первые дни командования разведротой насторожила было эта
черта Сенькиного характера. Но Федор скоро понял, что там, где речь шла о
серьезных вещах, Сенька правдив до скрупулезности. Не кривил душой даже в
тех случаях, когда правда складывалась явно не в его пользу. Подобный случай
произошел совсем недавно. Как-то, возвратившись из штаба дивизии, Забаров
увидел на своем дворе оседланного коня, привязанного к перильцу крыльца.
Рядом стояли Кузьмич со скребницей и сияющий Ванин.
– - Для вас, товарищ лейтенант, привели этого породистого
конька-горбунка!
– - Откуда это вы его привели?
– - полюбопытствовал лейтенант.
Кузьмич закусил рыжий ус и пробормотал что-то невнятное. Сенька вдруг
глянул на ездового с нескрываемой злостью, зеленые глаза его посветлели.
– - У одного тут мироеда ликвидировали, товарищ лейтенант. Фамилия его
– - Патрану. Хозяин наш говорит, что он житья тут никому не давал, с бедных
людей три шкуры снимал. И к тому же еще -- немецкий холуй!
– - ответил он
прямо и вновь укоризненно посмотрел на смущенного Кузьмича.
– - Коня отведите сейчас же туда, где вы его взяли. Если надо, без вас
реквизируют. И притом -- сами румыны. Придет еще такое время. А за
самоуправство объявляю вам обоим выговор... за неимением гауптвахты.
– - Есть, выговор! -- гаркнул радостно Ванин, будто ему объявили