Солдаты
Шрифт:
благодарность, и, подойдя к своему дружку Акиму, признался: -- Отпущение
грехов состоялось...
Прихвастнуть же любил Сенька по мелочам, для "веселья и облегчения
души", как он сам признавался, хотя на этот счет у него были серьезные
расхождения с Акимом, который не допускал лжи ни в большом, ни в малом и
требовал этого от Сеньки, на что Ванин отвечал:
– - Может, учитель и не может приврать, ему действительно неудобно, а
мне можно... К
смешу, веселю вас же, чертей! Разве это преступление? Ты же, Аким, сам
гогочешь, как застоявшийся Мишкин битюг, когда Пинчук анекдоты рассказывает.
А в них, анекдотах, -- сплошное вранье. Кроме того, у Петра Тарасовича эти
анекдоты вот с такой бородищей!
– - Собственно, чего ты от меня хочешь? Чтобы я благословил тебя на
ложь? Этого ты от меня, Семен, никогда не дождешься, -- возражал Аким уже
совершенно серьезно и сердито, и на этом их споры заканчивались. Аким
отлично понимал, что Сеньку ему не перевоспитать.
...Забаров вернулся от командира дивизии еще более помрачневший. Глубже
легли складки на его широком лбу и на рябоватых щеках. В глазах -- знакомый
разведчикам сосредоточенный блеск. Гимнастерка была расстегнута и обнажала
могучую волосатую грудь с вытатуированным орлом. Лейтенант дышал тяжело и
шумно.
К нему подошел Шахаев.
– - Ну?
– - Приказано ночью вновь выйти на поиск. Генералу нужны сведения о
немцах. Вот так-то, брат мой Шахай!
– - Федор впервые назвал парторга этим
коротким именем.
– - Обязательно немца?
– - Обязательно.
Помолчали. Парторг поворошил седые жесткие пряди волос. Потом сразу
выпрямился, сказал с редким для его чистой русской речи восточным акцентом:
– - "Языка" возьмем. Немца возьмем!
– - Каким образом? Ты что-нибудь придумал?
– - Не я... Как вы полагаете, товарищ лейтенант, где находятся немцы?
– - В том-то и дело, что не знаю.
– - Не допускаете ли вы, что гитлеровцы, выставив румын под пули, сами
упрятались в дотах и преспокойно лакают там ром и жуют галеты?
Парторг замолчал, дожидаясь ответа. Забаров некоторое время думал.
Потом тоже выпрямился, скупая улыбка прошла по его лицу и остановилась
где-то в уголках больших обветренных губ.
– - Кто это придумал?
– - Мы узнали от одной девушки. Зовут ее Василикой. Невеста нашего друга
Георге Бокулея. Прошлой ночью она вернулась с той стороны. Служила поваром у
корпусного румынского генерала. Говорит, что в районе дотов ее чуть не
задержал немецкий патруль...
– - Ну, это еще надо проверить.
– - Разумеется. Но в ее рассказе много правдоподобного. Ведь это так
похоже на гитлеровцев!.. Я думаю, товарищ лейтенант, с проверки ее показаний
мы и начнем.
– - Спасибо тебе, друг! -- Худые острые плечи Шахаeва хрустнули под
свинцовой тяжестью забаровских ладоней.
– - За что же мне?
– - А вот за это самое!.. Ну, хватит. Давайте лучше помозгуем, как в
доты пробраться.
– - Мы уж тут думали немного об этом. -- Шахаев расстегнул свою полевую
сумку, вынул лист бумаги, разрисованный красными и черными линиями,
испещренный точками.
– - Что это?
– - Схема расположения дотов.
– - Ну, ну, -- поощрительно закивал Федор, наклоняясь над бумагой.
– - Построены они у них в шахматном порядке, таким образом, чтобы каждый
дот был защищен огнем соседних укрепленных точек, -- знаешь, на манер линии
Мажино, недаром румынам помогали строить эти укрепления французы! Ближе всех
расположен к нам вот этот, -- Шахаев показал на кружочек, отмеченный
крестом. -- Теперь нужно только узнать, какие у дотов двери, как они
открываются. Времени у нас для этого нет.
– - Время будет. Я сейчас же пойду к начальнику разведки и с ним -- к
генералу. Дай мне эту бумажку.
Часа через два Забаров вернулся из штаба дивизии. Он сообщил Шахаеву,
что их план одобрен, а на подготовку дано пять дней. На шестой --
отправляться.
– - Целых пять дней!
– - гудел Федор, довольно потирая свои тяжелые,
горячие руки. -- Да мы так подготовимся, что фашистов вместе с дотом
принесем!..
Но веселость Забарова была минутной.
– - Трудно будет, -- выдохнул он шумно. И умолк.
Почти целую неделю, предшествовавшую поиску, забаровцы пробыли на
переднем крае, ведя наблюдение с различных пунктов. Михаил Лачуга, Пинчук и
Кузьмин носили им туда пищу в термосах, с трудом выпрошенных Петром
Тарасовичем у скуповатого и до смешного бережливого Докторовича. Пинчук чуть
ли не под присягой дал ему слово, что все термосы вернет в целости и
сохранности. Докторович термосы отпустил, однако в качестве надзирателя
послал к разведчикам свою верную суровую помощницу -- толстущую Мотю. Она
ежедневно и неутомимо конвоировала ребят до самого переднего края и обратно,
с пристрастием исполняя предписания своего начальства. В последний день
Пинчук попробовал уговорить Мотю остаться. Он взывал к ее совести, Матреной