Солдаты
Шрифт:
которая уже поселилась в доме Бокулеев, что дочь хозяина, семнадцатилетняя
Маргарита, заражена немецким офицером нехорошей болезнью. Пинчук решил
отвезти девушку в наш армейский госпиталь, что стоял в городе Хырлэу, в
тридцати километрах от Гарманешти. Убитая горем мать Маргариты теперь
воспрянула духом и в знак благодарности грела для солдат воду.
Петр Тарасович охотно взялся помочь семье хозяина. Глядя на худенькое,
бледное, истомленное тяжкой
фашистов:
– - Ось гниль яка... Всю Европу опоганили...
Больше всех страдал от безделья Сенька Ванин. Его неуемная молодая
энергия искала выхода. Послонявшись возле Кузьмича и Лачуги, он вновь шел
допекать Никиту Пилюгина. Последнее задание, в котором неплохо показал себя
Никита, несколько смягчило Сеньку в отношении Пилюгина. Тем не менее он
по-прежнему донимал его.
– - Опять сидишь один, -- говорил он ему.
– - Нет бы пойти к хлопцам,
побеседовать с ними вместе, анекдоты хотя б послушать... Ну, неисправимый же
ты единоличник, Никита!.. А ведь что ты есть один? Ничто! -- И Сенька
пускался в глубокие и рискованные философские рассуждения: -- Вот взять к
примеру наш последний бой с немецкими разведчиками. Один бы ты там ничего не
сделал. Умер бы от страху. А все вместе мы легко управились с немцами,
потому как мы -- сила... Ты -- опасный индивидуалист, Никита, вот ты кто.
– - Отвяжись ты от меня! -- стонал Пилюгин. -- Что ты ко мне
прилепился?.. "Индивидуалист"...
– - А то и прилепился, чтоб ты понял...
Но тут появлялся Шахаев, и Сенька покорно умолкал. Однако, отойдя с
парторгом от Пилюгина, жаловался:
– - Мозолит мне глаза наш Никита, товарищ старший сержант. И зачем вы
только с ним возитесь?..
Шахаев хмурился.
– - У Никиты много недостатков, как, между прочим, немало было их и у
тебя, Семен, да и сейчас еще кое-что осталось, -- втолковывал он Ванину.
– -
А мы -- коллектив, сила большая, как ты сам говоришь. Вот и надо
перевоспитать Никиту в духе уважения к коллективу. Грош нам цена, если мы не
сделаем этого. Ты вот уже и сам отделенный, а рассуждаешь не
по-командирски... А ведь я считал, что ты уж совсем избавился от своей
болезни.
Сенька безнадежно махнул рукой:
– - Не верю я в Пилюгина. Его советская власть за двадцать с лишним лет
не воспитала, а вы хотели сразу...
– - Надо верить. Ты вот что: чем попусту Никиту одолевать, занялся бы
полезным делом.
– - Каким? -- насторожился Ванин, думая, что сейчас опять заставят
копать укрытия.
– - А вот каким: ты -- опытный разведчик. Почаще
солдатами, особенно с новичками. Расскажи им о своих поисках. Да и в газету
об этом напиши. Сейчас в дивизии много молодых бойцов. Им пригодятся твои
советы. Меня и редактор просил, начподив -- тоже.
Предложение Шахаева написать в газету Сеньке особенно понравилось, оно
льстило ему. Целый день корпел он над бумагой. Поломал дюжину карандашей.
Переживая незнакомые муки творчества, искусал все губы, даже похудел. К
вечеру, однако, статья была готова. Сенька перечитал ее раза два --
задумался. Не будучи вполне уверенным в своих писательских способностях, на
что, конечно, имел веские основания, он после долгого размышления сделал
следующую приписку:
"Прошу товарищей из газеты отредактировать мои ошибки и все недостатки
в моем изложении выслать мне в письменной форме".
Не страдая избытком скромности, ниже поставил подпись:
"Кавалер четырех орденов гвардии ефрейтор Ванин Семен Прокофьевич".
Затем запечатал статью в конверт и хотел было отдать пакет Кузьмичу, по
совместительству исполнявшему у разведчиков должность почтальона, но
раздумал. Он вспомнил, что редакция располагалась недалеко от них, и решил
отнести пакет сам, тем более что в одном доме с редакцией размещалась и
полевая почта: был чудесный предлог встретиться с Верой.
Отпросившись у Шахаева, временно исполнявшего обязанности командира
взвода, Семен отправился в редакцию. По дороге он увидел большую группу
румынских крестьян. Среди них стоял Александру Бокулей. Он показывал всем на
свой дом, хохотал, щелкал языком. Рядом с Бокулеем был невысокий человек,
без шапки, с коротко остриженными седыми волосами. Человек этот тоже глядел
на дом Бокулея, говорил что-то крестьянам.
Это был Николае Мукершану. Он первый поклонился разведчику. За ним то
же самое сделали остальные. Ванин приосанился, молодецки козырнул и
продефилировал дальше, борясь с нетерпеливым желанием вступить с
иностранцами в пространную беседу.
Во дворе, где размещалась редакция "Советского богатыря", Ванин увидел
любопытную сцену. Красный от злости наборщик гонялся по двору за огромным
гусаком (редакции подарили этого гусака еще на Украине, и наборщики возили
его все время с собой). Гусак вытягивал свои белые саженные крылья, гортанно
гоготал, носясь по двору, как планер. Путь ему пересекал шофер Лавра. На