Солдаты
Шрифт:
самые живые струны его хозяйственной души. Хитрый Ванин понимал это и
настойчиво твердил:
– - Угостить хотелось. Для всех старался. У Пинчука вон запасы на
исходе. Ведь правда, Петр?..
– - То правда... Но поступил ты безрассудно...
Сенька что-то проворчал себе под нос и хотел было отшвырнуть ногой
принесенный им ящик. Но Пинчук помешал ему это сделать.
– - Ишь выдумав що!
Переложив содержимое посылки в свой мешок,
– - Добрэ, згодится.
– - Ну, это уж хамство с твоей стороны, -- не на шутку возмутился Семен.
– - Моими продуктами распоряжаться!..
– - Воны вже нэ твои, а державни, колы на мий склад поступалы...
– - Да перестаньте же!.. Собственно, что вы разболтались! Неужели не
надоело!
– - прикрикнул на них Аким.
Осторожный Шахаев приказал Ванину взобраться на стог и наблюдать, что
делается вокруг. Влез на стог и Аким. Разведчики слышали, как он сказал
Сеньке:
– - Вон там... видишь, домики над речкой?..
Сам он своими близорукими глазами этих домиков разглядеть но мог.
Ванин посмотрел вдаль, приложив ребро ладони ко лбу.
– - Вижу, -- наконец сообщил Сенька.
– - Деревня...
– - Как она... целая?
– - нетерпеливо спросил Аким.
– - Целая...
Беленькие домики убегали за гору, по обе стороны небольшой речушки, на
берегах которой, как часовые, стояли высокие и строгие тополи. Лучи солнца
падали на окна, и хаты, словно живые, сверкали глазами, как бы улыбаясь
кому-то долгожданному, приближавшемуся к селу.
Усталый Пинчук решил немного отдохнуть. Вытянув затекшие ноги, он
посмотрел в синее небо. Звон птичьего хора и поднебесье будил в памяти
бывалого солдата далекие дни детства. Вот он вместе с отцом, вспахав
делянку, варит пшенную кашу. Тихо потрескивают сухие коренья подсолнечника.
Отец -- он был глуховат -- спрашивает Петра:
– - Жаворонки поют?
– - Поют, -- отвечает Петр.
Старик долго щурит глаза, отыскивая в синем океане маленький
серебристый поплавок -- трепещущего жаворонка. И, найдя, радостно улыбается,
разгоняя морщинки на худом загорелом лице. А Петр смотрит на эти морщинки и
думает, что к весне их у отца всегда становится больше: прибавляются заботы
– - надо дотянуть большую семью до нового урожая, выпросить у Ивана Пивенка
немного семенной пшеницы, сохранить корову, поддержать лошаденку...
Воспоминания Пинчука прервали с шумом спрыгнувшие со стога Аким и
Сенька.
Отряхнувшись от соломы, они приблизились к Шахаeву, перематывавшему
портянки.
– - Ты что, Ванин?
– - Шахаев разогнулся, натягивая сапоги.
– - Так, ничего...
– - Врешь.
– - Ну, предположим... А у вас, товарищ сержант, девушка любимая есть?
– - издалека начал Сенька.
– - Ну, тоже предположим. А дальше что?
Ванин растерялся. Своим вопросом он хотел вызвать Шахаева на
откровенность и потом уж объявить о просьбе Акима. Но теперь этот так мудро
задуманный план явно рушился. Было ясно, что Сенька не годился в дипломаты.
Разговор сразу сложился иначе. Ванин стал поспешно придумывать новый
вариант. И чтобы, очевидно, выиграть время, он на всякий случай сказал:
– - Какой вы странный народ -- казахи... Замкнутый, стеснительный.
– - Скильки разив тоби говорыты, Семен, що сержант наш зовсим не казах,
а буряко-монголыць, -- поправил его Пинчук.
– - Буряко!..
– - передразнил Ванин.
Аким понял, что Сeнька начал слишком издалека, и решил сам обратиться к
Шахаeву.
– - У меня к вам есть большая просьба, товарищ сержант...
– - Без тебя обойдусь!
– - перебил его Семен.
Но Аким продолжал:
– - В пяти километрах отсюда мое родное сeло...
– - Сколько тебе нужно времени?
– - спросил Шахаев, не дослушав Акима.
Сенька был поражен столь неожиданным и быстрым решением сержанта. Ему и
в голову не приходило, что Шахаев уже все знал.
– - Так сколько же? -- повторил он свой вопрос, глядя на длинную
сутуловатую фигуру солдата, стоявшего перед ним.
– - Сутки, не меньше, -- сказал за Акима Сенька, стараясь хоть этим
загладить свой прежний промах. Но Аким, сверкнув на него очками, проговорил
слегка дрогнувшим голосом:
– - Часа два... три...
– - Даю тебе пять. Как стемнеет, отправляйся. Найдешь нас у деда
Силантия. Кстати, узнаешь, есть ли там немцы.
В сумерки, наскоро распрощавшись с товарищами, Аким ушел. Семен долго
прислушивался к потрескиванию прошлогодней стерни под ногами удалявшегося
друга. Потом тихо проговорил:
– - Ушел...
И полез в карман за кисетом.
Накрывшись пустым мешком, он курил, обжигая пальцы, курил долго, до
тошноты, до звона в висках.
Сенька вдруг почувствовал на своем плече тяжелую руку. Сбросил с головы
мешок, посмотрел: Пинчук...
– - Петр, как бы и с этим чего не вышло, а?..