Солнце больше солнца
Шрифт:
– Заедят!
– Добавил с простодушной категоричностью: - Сходим ко мне в палату, у меня жидкость от комаров есть.
Она встала со скамьи, слегка улыбнулась сотруднику УБХСС, тоном капризного извинения произнесла:
– Заедят в самом деле.
И пошла с Неделяевым в корпус.
– По вам видно, что вы не такие конфеты едите, - сказал он польстившим ей тоном.
– Просто я...
– и не договорил.
– Захотели меня похитить, - сказала она не без задора.
Он, идя рядом с ней по коридору, молча улыбнулся, они переглянулись. В палате сейчас было пусто.
– А моя соседка уходит к мужчине, и я одна, - произнесла она, опустив глаза, положила недоеденную конфету в пепельницу на столе, принадлежавшую Севе.
Маркел Николаевич завёл левую руку ей за спину, чуть коснулся пальцами её обнажённой руки ниже плеча, при этом говоря:
– На ужин, наверно, будут творожники.
Он бессознательно взял ту манеру подхода к женщине, когда руки ведут к цели, а слова относятся к чему-то совсем иному, как если бы происходило нечто невинное. Лариса, отвечая, что творожники будут со сметаной, но без повидла, повернулась к тумбочке Севы так, что задела боком бок Неделяева.
– Где ваша жидкость от комаров?
– произнесла без всякой эмоциональной окраски.
Он, обнимая женщину, повернул её к своей тумбочке, тихо сказал:
– Здесь, - тут же продолжил: - конечно будет компот из сухофруктов.
– Кофе с молоком. Компот в обед был, - произнесла она.
Он достал из тумбочки и дал ей флакон, она села на его кровать, с видом необыкновенной важности того, что делает, отвинтила пробку и, наливая содержимое в горсть, натёрла одну руку, другую, затем завернула подол юбки на колени. Сняв туфлю, поворачивая ногу в чулке так и этак, увлажнила жидкостью ногу сквозь чулок до колена и чуть выше, то же проделала с другой ногой. После этого занялась шеей. Он стоял перед нею, наблюдал за её действиями в нарастающем подъёме, сказал:
– Винегрет будет каждый день.
– Не любите?
– произнесла она, не отрываясь от своего занятия, не взглянув на него.
Он, говоря:
– Винегрет - штука полезная, - сел рядом с ней на кровать, коснулся губами её губ.
Она, не отстраняясь, прикрыла глаза, тогда его правая ладонь ласкающе приникла к её левой груди. Женщина издала чуть слышное грудное: "у-ууу...", и он принялся пощупывать её грудь, другой рукой поглаживая её спину.
– Войдут...
– выдохнула она в истомном возбуждении.
– Мы услышим шаги, - прошептал он, в то время как его ладонь скользнула с её груди на её ляжку, а другая пятерня стала гулять по её пояснице, ягодицам.
– Хватит. Нельзя же тут... это...
– произнесла она напряжённо, на пару секунд прервав дыхание перед последним словом.
"Нельзя. Севу принесёт или кто-то заглянет", - мысленно согласился Маркел Николаевич. Он поднялся, сказал как о чём-то само собой разумеющемся:
– Прогуляемся в лес.
– Ты хочешь в лесу?
– спросила она обеспокоенно-недовольно.
– Мы выпьем портвейна с мармеладом, а это...
– он сделал паузу, - в палате у тебя ночью.
"Ну, он-то придёт", - подумала она удовлетворённо.
102
Было
Он, держа бутылку, ввинтил штопор карманного ножичка в пробку, выдернул её, достал из сумки походный пластмассовый стаканчик, налил портвейном, подал Ларисе. Она положила в рот дольку мармелада, медленно выпила, омывая её, терпкое вино, произнесла:
– А что... приятно!
– А теперь энергично разжуй мармелад - и ещё...
– он опять налил ей стаканчик, и, пока она, послушавшись, работала челюстями, наполнил рот портвейном из горлышка бутылки, отправил внутрь в два глотка.
Она выпила свою порцию.
– О, я уже пьяная.
– Теперь ещё мармеладик, и сосать!
– сказал он тоном человека, съевшего на этом собаку, хотя вкушал мармелад пару раз в жизни в Челябинске.
– Пройдёмся, - сказал он с тем, чтобы обнять её за талию.
Они двинулись по лесу, его рука, охватывая талию Ларисы, лежала на её бедре, пальцы слегка поглаживали его. Маркел Николаевич отдыхал от кусающего змеёй страха, что тебя насыщает радиоактивная зараза: здесь, вдали от Тоцкого полигона, можно было есть, пить, дышать свободным от мысли, что ты взращиваешь в себе страшную болезнь. Оттого по-особенному приятным был хвойный дух, остро радовал явственно уловимый запах грибов, а женщину, которую он обнимал в этом краю блаженства, хотелось лелеять.
Комары мелькали у самых глаз, искали на коже местечко, не обработанное снадобьем. Неделяев заметил, что Лариса украдкой посматривает по сторонам, подумал: "Ищет, где поссать, меня стесняется". Тут же клюнула мысль: "Ей мешает то, что комары облепят голый зад".
– Не хочешь по-маленькому?
– спросил непринуждённо.
Она смолчала. Он достал из сумки флакон с жидкостью, захваченный по привычке, что средство от комаров должно быть с тобой в лесу.
– Натри, где надо, - сказал без тени усмешки.
Лариса, потрясённая его догадкой, его заботливостью, проглотила язык, но флакон взяла. Маркел Николаевич деловито задрал ей юбку:
– Я подержу, а ты спусти трусы и натри.
Она в совершенной растерянности исполнила то, что было предложено, после чего он отошёл, дабы не мешать ей присесть справить нужду, а также и самому дать струю. От своего уязвимого он отгонял комаров рукой.
Сказав себе: "Для полного счастья!", вернулся к Ларисе, которая стояла, всё ещё не опомнившись от невыразимо благодарного изумления, обнял её, подвёл к дереву с низко растущим в сторону суком. Запустив руки ей под юбку, стянул с неё трусы ниже колен, задрал сзади подол. Она в объявшей её власти оперлась руками на сук, оттопырила оголённый зад - Маркел Николаевич встал к станку, взялся работать, с висков потёк пот. Разрядился под Ларисино сдавленно-судорожное: "А-а-а-а!" Она кончила в первый раз после того, как год назад ей выпал случай изменить мужу.