Солнце больше солнца
Шрифт:
– Прошу не побрезговать моим хлебом, солью.
Маркел Николаевич, отламывая по кусочку, кладя в рот, рассказал о взрыве в Сороковке. Варвара, сидя напротив, в свете свечи блестя чёрными глазами, не сводила их с гостя. Когда он умолк, заговорила с болезненным огнём:
– Одно за одним идёт! Указуется нам, всему людскому миру, что неверно живём. Будет ещё происходить страшное, будет!
Неделяев вздохнул, проговорил с досадливым сожалением:
– Я это понимаю, а другие? Смерть пятнает дом за домом, а остальные, пока их не посетило, живут себе, как жили. Что тут можно сделать?
– Можно!
–
– Я в исправление пошла и тебе помогу!
Маркел Николаевич попрощался, шёл домой в мыслях о том, как изменилась его стародавняя подруга.
109
Он поглощал красное вино, наращивая ежедневную норму. Лекарка ставила горшок жене на живот, а Варвара давала ей снадобья.
Когда-то в хозяйстве были три козы с козлом, после испытания бомбы хозяин их зарезал, дабы однажды не увидеть у них признаки болезни, что добавило бы ему страха за себя. Анюта после женитьбы упросила опять завести коз и больше птицы, но теперь больной становилось невмоготу управляться с хозяйством. Его приняла Варвара, своей живности не державшая. И воду в дом носила, стирала, гладила, мыла полы.
Анюту не отпускала рвота, желудок мало чего удерживал, кроме куриного бульона. Больная с плачем отказывалась от него в ужасе, что они окажутся без кур, но Неделяев категорично приказывал: "Ешь!" Когда осталось пять кур, велел Варваре покупать в селе петушков и молоденьких курочек, на деньги не скупился. Себе требовал варить супы из поставляемых издалека рыбных консервов, питался также тушёнкой, посылки с которой получал от дочерей из Куйбышева. И терзался памятью о годах до атомного взрыва, когда лесничий присылал дичь, а о радиации слыхом не слыхали. "Не дано было знать тогда, что за едой я не воздух - я само счастье вдыхал".
Горюя, он отметил: "Атом стали восхвалять". "Правда" поведала о замечательном достижении советской науки и техники: в День Конституции 5 декабря в Ленинграде спущен на воду первый в мире атомный ледоход "Ленин".
Вечерами Маркел Николаевич склонялся над рукописью, прихлёбывал из стакана вино, мысли путались, творить не получалось. Варвара читала Анюте в спальне Минеи четии, звала:
– Маркел, иди послушай во спасение!
Он жаловался:
– Голова болит, вроде как распирает изнутри.
Однажды, когда Анюта вышла по надобности, Варвара сказала ему:
– Мы должны страстотерпцами быть, как бы ни тянуло на грех.
Он посмотрел на неё в недоумении: она давно его не привлекала. Заглянув в себя, обнаружил, что его вообще не тянет к женщинам.
Варвара уходила ночевать домой, он спал в комнате сына, как привык её называть. Завелась привычка ночью вставать, уходить к печи, усаживаться на скамеечку и, открыв чугунную дверцу, вперять взгляд в пламя. Под потрескивание дров он ублажал себя грёзой: этот свой домашний огонь, укрывая от наставших морозов, обороняет его, Неделяева, и от страшного, которое хочет пробиться снаружи, неся смертельную болезнь.
Возвращаясь в постель, заглядывал к Анюте, зачастую не спавшей, говорил:
– Спи, спи! Выздоравливай!
Утром пробуждался с головокружением и давал себе слово поменьше пить.
Начальство, зная о его развившемся пристрастии, вызвало виновного пред свои очи, и,
Приехав домой багровым с мороза, он, едва освободившись от тулупа, устремился к шкафу, достал зелёного стекла бутылку с немудрящей зелёно-белой этикеткой и, держа в правой руке, пальцами левой скребнул щеку, сказал про себя: "Ни к чему!" Возвратил водку на место, направился в кухню, там налил и выпил стакан вина, вслед за тем, указывая на трёхлитровую банку, велел Варваре, которая, как обычно, была в доме:
– Остальное подогрей.
Она спросила его, зачем вызывали. Тут же за столом сидела измождённая Анюта, нарезала кружочками лук к селёдке на ужин, силилась улыбаться. Он, не отвечая Варваре, обратился к жене бодрым голосом:
– А ну-ка веселей гляди!
– Ага, - прошептала она, потупилась.
Он вопросительно взглянул на Варвару.
– Всё, как и раньше, два раза рвало, - ответила та тоже шёпотом, хотя сидящая тут Анюта не могла этого не слышать.
– Должно пройти!
– произнёс он строго и уверенно и, помня заданный ему вопрос, объявил:
– Дело, по какому вызывали, относится к контролю за нашей работой, разглашению не подлежит!
Спать ложился пьяненьким. Приснилась дорога, по которой он не то шёл, не то ехал, по обе стороны смутно виделась сутолока неясных людских фигур. Проснувшись, сев перед печным устьем, подумал: "Ездил в Сорочинск туда да обратно, вот и сон про дорогу".
Под Новый год пришло письмо от сына. После поздравления и пожеланий "всего, что получше" Лев писал, что шлёт в исполкомы разных городов запросы насчёт обмена жилья. После аварии в Сороковке у него не лежала душа жить в Челябинске.
Прочитав, Маркел Николаевич прямо-таки заболел. Ему и подавно бежать надо, и давно он об этом задумывался, но как вырваться грибу из родной грибницы, хоть на неё червь напал?
110
Растерянность довела его до того, что в канун Нового года он продал коз, на деньги от продажи купил ящик шампанского, водку, зарезал козла и позвал полдюжины самых известных в селе пьяниц на пиршество. В дом к нему они входили опасливо - наверняка-де пёс легавый уготовил подвох. Но в них победила надежда на выпивон. Хозяин не был уверен в правильности затеи, и оттого в приказаниях, какими он встречал каждого:
– Раздевайсь без стеснения! Ты мой гость - не чей-нибудь!
– сквозила нервность.
Гости снимали истрёпанные телогрейки, лишь на одном оказался полушубок, не менее, как дважды прослуживший свой век. В комнату, где под потолком лучезарилась люстра тремя лампами-сотками, вступали, задерживая дыхание: всю середину большого обеденного стола занимали бутылки, теснясь одна к одной. Трезвые покамест гости садились с осторожностью, все будто проглотили языки. Варвара вносила из кухни козлятину, Анюта не захотела отстать - принесла вместительную миску с солёными помидорами.