Солнце больше солнца
Шрифт:
Лев проговорил убеждающе, с добротой в лице:
– Многие в Саврухе и вокруг проживут пять лет и больше и умрут не от радиации.
– Знаю я эту надежду...
– мрачно отметил Маркел Николаевич, глядя поверх головы сына в некую даль.
Снова заговорил, о чём не слыхано было до взрыва бомбы. Грибы появляются высотой почти до колена, с какими-то гребешками на шляпках. В огородах кроты вылезают из земли и дохнут. В поле тут и там попадаются мёртвые зайцы. В лисьей норе найден выводок: лисята родились с ямками вместо глаз.
Сказал, что в Милюткино поставили барак для умирающих раковых больных, держать
Наконец, заметив грусть сына, который помочь не мог, замолчал, стал пить портвейн.
Анюта ела мало, и Лев приветливо сказал ей:
– Не стесняйся, сало-то бери, горчицей мажь.
Указал и на консервы.
Она поблагодарила.
– Мне сказано их часто покупать, они издали привезены, где безвредно.
– Произнесла удручённо: - Только всё остальное - не привозное.
Маркел Николаевич, слушая, подцепил вилкой пластинку сала, другой рукой с ложкой умостил сверху половинку бычка, отправил в рот.
Лев, имея в виду, что консервы - не выход, добродушно спросил Анюту:
– Думаешь, отец не понимает?
– Уж они и не поймут!
– произнесла с удивлением, как можно предположить подобное. Затем объяснила в сострадании: - А душе всё ж таки легче.
Отец и сын переглянулись с мыслью: ой, неглупа!
Лев повёл молодожёнов по магазинам, благодаря чему Анюта, как он выразился, "стала одета и обута на оценку пятёрочку". У выхода из универмага она посмотрела на Маркела Николаевича тревожно, словно не смея спросить о чём-то.
– Не тяни, - велел он, мысленно закончив "нищего за х...!"
Она осторожно проговорила:
– Если рассердитесь на меня, не заберёте всё обратно?
Он подумал: не скажи она давеча о душе, он, может быть, ей поверил бы, а теперь - нет. "Знает, что не заберу. Играется". И, показывая, что притворяется грозным, пообещал:
– Всё с тебя заберу до нитки, чтоб всегда была голой!
Она, отвернувшись, прыснула. Он сказал с тоскливым сожалением:
– Когда уж на "ты" меня будешь звать?
Утром, как только Лев уходил на работу, они на кровати вдарялись в пихаловку, не позволяя себе этого ночью, хоть бы он и спал. Потом гуляли под руку по городу, и Маркел Николаевич угощал жену тем, чего она отродясь не пробовала. В саду тракторного завода она вкушала эскимо. В парке имени Пушкина, некогда любимом купцами, лакомилась заварными пирожными и, жмурясь от наслаждения, пила крем-соду - избыток газа в напитке, его вкус повергали её в ликование.
Когда в тихом покое пронизанного солнцем парка слышалось гудение пчёл и Маркел Николаевич вёл жену в летний ресторан, она спросила в неуёмной радости:
– И за что ты меня так любишь?
Что-то помешало ему усмехнуться. Хотелось сказать нежное, он выразил это так:
– Хорошо подкидываешь!
Держал её под руку - она крепко прижала его руку к себе.
Ходили в кинотеатры, и Маркел Николаевич упрямо скрывал, что у него не менее страстный интерес к фильмам, чем у Анюты. Смотрели китайскую картину про то, как в Китае тамошние красные и белые воевали не только на фронте. Белые, отступая, оставили в тылу красных опытного резидента, его поймали, но он не выдал своих людей, они продолжали шпионить, готовить диверсию. У Маркела Николаевича вдруг зачесалось за левым ухом, он стал чесать и, заворожённый фильмом, забыл, что
Жена сосала монпасье из купленной им жестяной коробки и слизнула с верхней губы слезу - слёзы вызвала сцена, когда шпионы убивали мальчика, который мог их опознать.
Смотрели картины про любовь, всегда кончавшиеся счастливо. В кино, на улице Маркел Николаевич вспоминал о следователе Нине со всем тем сногсшибательным, чему они предавались в доме отдыха. Нина жила в Челябинске - могла встретиться.
Развлечения расслабляли, и он как-то сказал себе: "А загляну-ка я к Быкову!" - понимая, что не заглянет. Тот непременно обидит в презрительной уверенности: старый знакомый заявился ещё кое-чего получить.
Маркел Николаевич сознавал, как они стесняют сына, но уж больно желалось ещё и ещё прогулок с Анютой по большому городу, кинокартин, её радости от мороженого, пирожных, шоколада, крем-соды, своей собственной радости от пива, от двухсот грамм с колбасой у водочного киоска.
Когда уезжали, тоска была куда тяжелее громоздких чемоданов, которые он с Анютой и провожавшим сыном втаскивал в купе.
95
Не успел поезд остановиться на станции Сорочинск, Маркелу Николаевичу, смотревшему в окно, привиделся ослепительный горизонтально расположенный диск на ножке, чёрной у земли. Засосало под ложечкой. Ощущение мало-помалу прошло, когда ладился с шофёром-леваком о плате за доставку в Савруху. А там встретившая соседка, на которую было оставлено хозяйство, порадовала, что сей момент будет готова уха из свежей рыбы.
– Уноси к себе!
– приказал Неделяев.
После тоцких учений он не ел рыбу местных водоёмов, тем более выловленную в речке, куда рыба могла попасть из Боровки - уж той не занимать атомной заразы.
– Вы всё из банок едите, а тут свеженькая!
– недоумевала соседка, глядя на Неделяева, как на пьяного.
– Вот сама и ешь!
– отрезал он.
Часок спустя вправду стал пьяным, на службу вышел с похмелья. Вскоре люди попривыкли: его молодая жена носит из сельмага сумку с чем-то тяжеловатым, одной и той же формы. Разнеслось, что со стеклянной трёхлитровой банкой, налитой красным вином.
Вечерами он, как в былую блаженную жизнь, сидел над рукописью, но теперь отхлёбывал из стакана вино. Неудержимо затягивали воображаемые споры Льва Павловича Москанина и Андрея Глебовича Кережкова. Споры просились как заключения к действительно пережитым эпизодам, когда Неделяев курсантом оренбургских кавалерийских курсов подавлял восстание.
16 августа 1920 восставшие и красные дрались за село Умёт Иргизский. Армия Правды отбросила наступавшего врага, но подтягивались другие его части, грозя окружить. Кережков повёл своих на выход в Закаспийский край, и тут приключилась встреча с двумя эскадронами оренбургских курсантов. Их лошади шли шагом по степи, чью траву иссушило солнце, лишь ковыль посверкивал. Впереди раскинулась, подпирая небо, возвышенность. На ней завиднелись телеги с людьми, всадники - тех было мало.