Солнце больше солнца
Шрифт:
О работе на заводе номер 817 под руководством академика Курчатова:
"Искали технологию вслепую. И было не до страховок. Отходы сбрасывали в Течу - и год, и два, и три. Пока жители Метлино не обратили внимание на то, что дикие утки стали плохо летать. Когда измерили Течу, стало ясно, что невидимая грязь ушла далеко. Реку перегородили. Грязную воду копили в прудах. Накопили 200 миллионов кубов. Хранить ее придется полтора века" ("Челябинский рабочий". 1989. 23.08).
До 1956 года в реку было слито семьдесят шесть миллионов кубометров радиоактивных отходов. Люди, живущие вблизи реки,
"Вначале радиоактивные отходы просто сливали в речку, и через уральские и сибирские реки радионуклиды добрались аж до Северного Ледовитого океана".
("Советская Россия". 1989. 26.11).
После взрыва 29 сентября 1957 года радиоактивную грязь, которая образовалась на территории завода, невозможно было сгрести в Течу, река вышла бы из берегов, и грязь сгребали в контейнеры, на самосвалах везли к озеру Карачай, к другим озёрам, сваливали в них. Остальное же, что было способно течь, смывали водой в Течу.
Реку решили перегородить плотинами и создать пруды-отстойники, на чьё дно будут оседать низкоактивные нерастворимые отходы. Однако продолжались сбросы и высокоактивных отходов: со временем отстойники оказались переполнены остатками урана, стронция, цезия, плутония и других радиоактивных элементов, ими были насыщены и расположенные ниже плотин Асановские болота. Из болот губительный раствор вновь потёк в Течу, которая, отравляя всё вокруг, несёт заразу на протяжении всей своей длины двести сорок три километра до впадения в реку Исеть, насыщая и насыщая её страшными дарами.
108
Маркел Николаевич возвращался домой с колотящейся в мозгу мыслью: "От говна да в саки или наоборот?" Войдя к себе во двор, увидел Анюту, которая около сарая согнулась над курицей, ногами придавливая её раскинутые крылья к земле, ножом перерезая ей горло. При виде мужа Анюта распрямилась в испуге, сойдя с крыльев птицы, та подбросилась, забилась, брызжа кровью.
Муж, вдруг озлясь, крикнул с гримасой:
– Да дорежь ты её!
Жена указала ножом на курицу в агонии:
– Уже резнула, сколь надо.
– Она была обучена резать кур, не отделяя головы.
Маркел Николаевич спросил, видя на Анюте чёрный платок:
– Мать померла?
Анюта кивнула. Затем сказала жалобно:
– Тебя не было, я без спросу курицу взяла. Чего не поем - рвёт. Хотела бульвону.
– Бульвону!
– передразнил Неделяев, и тут ему стало нехорошо от подозрения: - От всего рвёт?
Она тронула рукой себя под грудиной:
– Как поем, здесь болит. Потом сорвёт, и легче.
"Твою-то мать!
– мысленно воскликнул Маркел Николаевич.
– Рысью на тот свет бегут!"
В больницу решил жену не везти, жалея себя, - предпочтя жить в надежде, что у неё не то, чего он так боится. Как настало воскресенье, покатил на своём BMW к лесничему, полагая: у этого одаряемого новостями человека окажется что сказать о случившемся в Сороковке.
Борисов, встретив гостя на крыльце, спросил:
– Как отдохнул?
Неделяев
– Я говорил тебе, куда еду. На Иртяш. Надо мной облако прошло. Про него знаешь?
Дмитрий Сергеевич молча провёл друга в комнату, Авдотья принесла банку сайры с Дальнего Востока, бутылку красного вина "Цимлянское" из Ростова-на-Дону, вернулась в кухню, где с Евдокией готовила обед. Друзья залпом выпили по стакану, после чего хозяин проговорил:
– Секретный завод производил заряды для атомных бомб. И там произошёл атомный взрыв. Ужаснее, чем у нас от бомбы.
Он воткнул вилку в ломтик сайры в банке, вынул его, дал маслу стечь на кусочек хлеба, стал жевать.
– Работник обкома охотился тут, рассказал мне, - продолжил лесничий.
– Река там протекает, в неё давно отходы с радиацией льют и после взрыва заразу смывали в неё. Вдоль берегов колючую проволоку тянут, чтобы жители к воде не подходили. Но будут подходить. Как при реке жить и не подходить к ней?
Маркел Николаевич напомнил, что над ним прошло облако от взрыва. Друг спросил, как бы без внимания:
– Долго под ним был?
– Когда оно приблизилось, я уже был в палате дома отдыха.
– Тогда не страшно, - успокаивающе тёплым тоном заверил Борисов и, наливая стаканы до краёв, спросил: - Холода в ногах нет?
– Вроде не замечал.
– Не облучился, - с нарочитой лёгкостью заключил Дмитрий Сергеевич.
"Твоими бы устами да мёд пить, - подумал Неделяев, они осушили стаканы, он закусил со всегдашней мыслью: - Обманываем себя. Консервы, вино из мест, где, положим, нет заражения. А всё остальное, начиная с хлеба?"
Спросил:
– Игумнов жив, нет?
Лесничий ел, не спеша с ответом.
– Из больницы его выписали, а больше я не слыхал о нём, - сказал нехотя.
"Выписали как безнадёжного", - заметил про себя Маркел Николаевич. Стал рассказывать, что делается с Анютой.
– Бульон только и может есть. Показать врачам, чтоб их приговор узнать? Если не рак, оклемается как-нибудь.
Дмитрий Сергеевич участливо согласился и заговорил о народных целительных средствах. За обедом обратился к Авдотье, научившейся в родной лесной деревушке пользовать недужных: как, мол, помочь заболевшей? Авдотья снабдила Неделяева фляжками с травяными настоями и настойками, сказала, что Анюте также надо ставить глиняный горшок на живот. В Саврухе должны быть женщины, которые это умеют.
Маркел Николаевич, вернувшись домой, подбодрил жену - теперь, мол, хворь изгоним. И, хоть час был поздний, отправился к Варваре.
В доме горела не электрическая лампочка, а свеча, озаряя на столе раскрытую книгу ветхого вида с бурыми пятнами на желтоватых страницах.
– Минеи четии читаю, - произнесла Варвара, суровая лицом.
– По какой нужде пришёл?
Неделяев мысленно повторил её вопрос, отметил: "Как выразилась-то! и важно до чего". Сказал, что делается с Анютой и что нужен кто-то - ставить ей горшок на живот. Варвара знала такую лекаршу: придёт-де к тебе завтра же утром. Пригласила гостя за стол, ничем не покрытый, с солонкой на нём, помимо свечи и церковной книги. Принесла чёрный хлеб на тарелке, чашку с водой, произнесла чинно: