Солнце любви

Булгакова Инна

Все столпились у окна, рассматривая невесту и зазывая; она отказывалась, но и не уходила, стоя в раздумье под цветущей липой. Высокая смуглая блондинка с лицом грубоватым, но юным, свежим. Ничего особенного, не красавица, однако контраст блестящей оливковой кожи и льняных волос (когда сняла она с головы забавную спортивную шапочку с длинным козырьком и пряди заструились по плечам и груди), контраст производил своеобразный эффект. «Ева!» — подумал Петр, с любопытством разглядывая будущую невестку.

Оказалось, ей нужна какая-то книжка, и он проводил ее к себе. «Я тут выпишу нужное, ладно? А вы идите, не хочу мешать» — «Так мы вас ждем?» — «Если Павел все-таки приедет — а мне так кажется, — мы придем вместе». Не спросив разрешения,

Маргарита уединилась с книгой в отцовской комнате («Вы у нас бывали?» — «Один раз. Фотокарточки у вас на стене замечательные»), села в качалку, заложив ногу за ногу. Была она в коротких белых шортиках и свою желто-черную шапочку опять натянула на голову». — «Ведь правда, мне идет?» — и засмеялась. — «Очень». На секунду он задержался в дверях, глядя на нее сверху вниз со странным ощущением, которое не смог бы четко сформулировать. ну, словно эта девица внесла в их мужское жилище нечто чужеродное, пронзительно-яркое, просквозившее золотистыми бликами, когда он развернулся и беспечно отправился на пир.

Все уже сидели за столом: Острогорские, дедушка, Игорь и Ангелевич. Дядя искусно произвел торжественный выстрел шампанским — «За мою любовь!» — разом крикнули «ура!», хрустально прозвенели бокалы, вновь наполнились, словом, вспыхнуло русское обильное застолье с шутками и смехом и хныканьем восьмилетнего Польки, требовавшего какую-то игрушку, которую ему обещали (по уму ребенок был достоин отца, по капризам — сын своей матери). Разумеется, зашел разговор и об одинокой невесте, ожидающей за стенкой жениха, и Ипполит Матвеевич (он пил только водку) заявил, что свадьбы не бывать: «На женщинах легкого поведения не женятся!» — «Еще как женятся!» — процедил Ангелевич. — «Папа, как ты можешь оскорблять девушку, о которой ничего не знаешь?! — «Девушку? Тогда скажу с солдатской прямотой: она уличная проститутка. Я б таких убивал не дрогнув! (Ипполит Матвеевич — полковник в отставке.) Игорь, подтверди!» Побледневший Ямщиков молчал. — «Давай начистоту: о чем ты сегодня Павлику доложил, а?» — «Вы подслушивали?!» — «Я?! — Ипполит Матвеевич побагровел и хватанул водки. — Я зелень на огороде собирал и совершенно случайно услышал из окна ваш с ним.» Ямщиков перебил с яростью: «Это тайна Павла!» В неловкой паузе все смущенно замерли, а настырный ребенок заявил неожиданно: «Павлик ушел, я сам видел его во дворе.» Детский лепет пропустили мимо ушей, но позже роковую эту реплику вспомнили. Огорченный хозяин, пытаясь вернуть застолье в праздничное русло, встал с бокалом и улыбкой на устах: «Дорогие мои друзья!..» Но тут раздался нечеловеческий вопль — предвестие падучей.

С этой минуты воспоминания Петра Романовича становятся отрывочными, пунктирными. Крики Поля ((он не сразу потерял сознание): «Уходите! Уходите все!.. Папа! Я хочу только с папой!..» Ребенок уже на диване, отец пытается просунуть ему столовую ложку между зубами, чтоб Поль не прокусил себе язык, тот отбивается, начались судороги. Гости исчезли. Ольга, не потерявшая головы, приказывает: «Петруша, «скорую»! Я пойду встречать». Петр звонит, потом выскакивает на галерейку, доносится ласковый, нежный голос дяди и звериные звуки странного существа, вселившегося в ребенка, чтобы мучить его. «Это демон, — шепчет Петр, заткнув уши, — за что он его терзает, дергает, Господи?..» Сакраментальная «слезинка ребенка» по понятной ассоциации чуть не вызывает ответные слезы, он свешивается через перильца, замечает Ольгу, которая ходит взад- вперед по тротуару. «Оль, гребень из волос выпал!» Она подбирает (два черепаховых гребня подарил муж к десятилетию свадьбы), бежит навстречу «скорой». Уже не так страшно, Петр на цыпочках проходит через зал. и Подземельный тут как тут, что-то вещает врачу в белом халате. в прихожей на старом сундуке плачет полковник. «Пьяными слезами, — выносит суровый приговор Петр, — все из-за него началось, атмосфера скандала вызвала ответную реакцию.»

Открыв

дверь к себе, он вдруг вспомнил про виновницу семейной бури, заглянул в папину комнату. и чуть с ума не сошел. Невеста лежала ничком возле качалки, льняная грива намокла в крови, по полу разбросаны чайные розы. Некое мистическое дуновение просквозило в душе: мальчик так кричал, потому что чувствовал через стенку убийство! «Да, она убита!» — произнес он вслух, отвел взгляд от мертвого тела, потемнело в глазах, замигали красные и желтые пятна. Откуда здесь розы? «Их принес убийца!» — опять сказал он громко и неимоверным усилием воли сосредоточился, фрагменты ужасающей картины обрели четкость. Вон стеклянная ваза с остатками воды, валяется у комода. Букет стоял на комоде... и просквозил золотыми бликами, когда он уходил от нее?.. комод не виден с порога. отразился желтым пятном напротив в зеркале, полускрытом зеленой занавеской, отделяющей отцовскую кушетку в углу.

Петр отдернул занавеску, увидел распятие на стене, увидел в зеркале лицо — свое, не сразу понял! — прошелся по квартире (никого нет), ворвался к дяде (входная дверь не заперта) — розы, точно такие же на праздничном столе.

– Розы на месте!

– Трое, кружком стоящие возле дивана, обернулись на его голос. Дядя с теткой и Иван Ильич.

– Слава Богу, заснул, — сказала Ольга, а муж воскликнул:

– О чем ты? Петруша, что с тобой?

– Она в папиной комнате.

– Кто?

– Невеста.

– Ну?

– Она мертвая.

Подземельный спросил «кто?»;

Острогорские глядели молча, с ужасом — они поверили.

– Ты серьезно, что ль? — заорал медик. — Дай ключ!

– Там открыто.

Подземельный сгинул, дядя прошептал: «Что же это, а? Что же это происходит?..» — и тоже сбежал. Они остались вдвоем с Ольгой над распростертым телом ребенка.

– Ее убили, — сказал Петр.

– Кто? Ты?

– Я?! — он хотел благородно возмутиться, но удар почти попал в цель: Павел — почти «я», братья очень любили друг друга.

Тут вернулся дядя.

– Подземельного я отослал, сейчас позвоню куда следует. Но прежде. Петруша, ведь это не ты?

– Нет.

– Конечно, не ты. Ипполит Матвеевич подтвердит, надеюсь, что мы поделили розы с дачи на два букета. Один ты отнес к себе. Ну что вы на меня так смотрите? Да, трагедия, но надо спасать Павла!

– Не надо, — сказал Петр, — если он убийца.

– Ты соображаешь, что говоришь? Погубить его жизнь?

– Если он погубил чужую, пусть ответит.

– Невеста — панельная проститутка! — взревел адвокат. — Мало ли кто мог ее прихлопнуть?

– Ты думаешь, не он?

– Главное — создать видимость!

– Главное — понять суть!

– Ты, философ чертов.

– Господи, замолчите! — закричала Ольга. — Ведь Полька при всех сказал, что видел его во дворе!

– Да кто помнит? — оборвал адвокат. — С Валерой я договорюсь, с Игорьком тоже, уверен. Петр, тебе решать.

11

Павла «взяли» на даче уже под утро, вначале он все по-глупому отрицал: болен, в Москву не ездил, о розах ничего не знаю. Убийца не знал, что братья его уже сдали; допрос проводился в дядиной квартире, никто не вспомнил злосчастную фразу, кроме самого ребенка: в нужный момент очнувшийся малютка явился на кухню (допрашивали Петра) и сказал, что видел Павлика во дворе в кустах. Не уследили, он подслушивал; и хотя адвокат бил на «бред в преддверии эпилепсии», всплыли розы (уже по вине старшего брата), искусная защита развалилась, убийца предложил вторую версию. Да, в Москву ездил тайком (в одной электричке со своими), цветы привез в надежде, что его невесту оговорили; дома не застал никого и пошел на Тверской бульвар выследить и убедиться (Игорь донес, что именно там она «работает»). Прождал безрезультатно до ночи и уехал в Завидеево.