Солнце любви
Шрифт:
– Но сегодня он здесь ночевал?
– Наверное. На литургии был. А вас как звать?
– Петр. («И про меня наверняка слыхал!») Видите ли, меня подозревают в убийстве.
– Брата?
– Да. В течение недели я должен доказать обратное. Благословите, батюшка!
Петр Романович, сложив руки лодочкой, подошел под благословение, услышал шепот: «чтобы тайное стало явным»; услышал шаги.
Игорь с Тоней стояли в траве, как дети, держась за руки — еще одна (считая дядю с теткой) идеальная
– Ты как тут? — спросил Игорь отрывисто.
– Сегодня ночью убили Павла.
Реакция была сногсшибательной.
Тоня вскрикнула, муж сказал со страхом:
– Ты. что такое говоришь? Ты бредишь? — и рухнул в траву.
Оставшиеся на ногах оцепенели, бесшумно возник монах с кружкой воды, встал на колени, побрызгал застывшее в дурной гримасе лицо.
– Тоня, давно у него эти припадки? — прошептал Петр Романович.
– Из-за тебя. Он любил Павлика.
– А я нет? Но меня обвиняют!
– В убийстве? — «припадочный» вмиг оживился. — Тебя обвиняют в убийстве брата?
– Только не говори, — заговорил Петр Романович веско, — будто ты не знал, что он жив и в Москве. Тоня, знал?
– Господи, вот ужас-то! — Она как- то мгновенно скрылась в избушке, а монах побрел к храму, на паперти обернулся, окинул их острым взглядом и вошел внутрь. Петр Романович опустился в траву рядом с Игорем.
– Тебя не арестовали.
– Дали неделю. Я должен найти убийцу.
Игорь ответил столь долгим и раздумчивым взглядом, что подумалось, как тогда на галерейке: уж не трогается временами архитектор в уме?
– Игорь, я знаю границы своих возможностей.
– Человеку до конца не дано этого знать.
– А я знаю: тюрьму мне не выдюжить, без свободы я все равно, что без воздуха.
– Так беги пока не поздно! — съязвил архитектор.
– Еще чего! Давай-ка, Игорек, ближе к делу. Если ты, конечно, в состоянии.
– Я-то в состоянии. Да, я видел Павла мельком во дворе.
– В пятницу? Когда мы с тобой на лестнице столкнулись?
Игорь молчал. вспоминает, что
ли?
– Ты был такой странно возбужденный, не поздоровался.
– Да, в пятницу, — наконец отозвался сдержанно.
– Ну?
– Когда я вышел, его уже там не было. Больше я ничего не знаю.
– И ты его прям так сразу и узнал? Ведь для нас для всех он умер.
– Я пережил поистине страшные мгновенья. почудилось даже: ваш покойный отец.
– Я тоже ошибся.
Собеседники пронзительно глядели друг на друга, пронеслись секунды, первым очнулся Игорь.
– Словом, видение. не
– Ты сказал: происходит трагедия.
– Я так ощущал подсознательно и надеялся, ты прояснишь — помнишь, на галерейке? — скажешь про брата.
– А почему прямо не спросил?
– Побоялся произвести впечатление невменяемого.
– Как-то все это неубедительно. По-моему, ты не договариваешь.
– Можно подумать, ты со мной откровенен!
– Откуда такая враждебность, Игорь? За что ты меня ненавидишь?
– О чем ты?.. Ну, не в себе я был после допроса. А ты так беззаботно с какой-то девчонкой флиртуешь.
– Это мое дело.
– Извини, я был слишком взволнован.
– Смертью Ивана Ильича? «Ты выдумал голос, чтоб отвести подозрения от себя,» — посмел ты мне сказать! Объясни же наконец, что все это значит, в чем я провинился перед тобою или перед Павлом, или перед вами обоими.
– Ты его сдал, — прошептал Игорь с такой злобой, что собеседник вздрогнул.
– Я?
– Своими показаниями.
– Врешь!
– Не ори!
– Тони боишься, да? — Петр Романович взял себя в руки. — В течение девяти лет я не замечал твоей ненависти.
– Прошлое вдруг проступило, когда я увидел его во дворе.
Он произнес это с болью, и Петр Романович смягчился.
– Мне не в чем себя упрекнуть. На вопрос следователя, откуда цветы возле мертвого тела, я ответил: не знаю, кто- то сегодня принес. Я даже не упомянул Павла, все потом само раскрутилось.
– Надо было сказать, как Евгений Алексеевич предлагал: дед привез.
– А отпечатки пальцев? А показания ребенка?
– Отпечатки в квартире, где человек живет, против него не улика! Соврал бы: неделю пыль не протирал.
– Да я и не протирал.
– Вот-вот! И Польке можно было рот заткнуть, если б ты согласился на предложение адвоката. Нет, ты хотел его погубить и добился своего.
– Я?! — Петр даже растерялся. («В одно слово со следователем!») — Я любил брата.
Тут Игорь выкинул финт: вскочил и принялся бегать по просторному двору вокруг храма, сужая круги. влетел в церковь и вскоре вышел, притихший такой, умиротворенный. Подошел, сел рядом. Интеллигент- неврастеник — что с него взять. «Что требуется, то и возьмем!» — сурово укрепился философ в поисках истины.
– Проветрился?.. Мне твои эмоции непонятны, да Бог с тобой. Вот что: необходимо в подробностях восстановить события девятилетней давности.
– Зачем тебе?
– По-моему, в них кроется ключ к «новейшей истории». Сегодня во время допроса меня посетило сомнение: а что если Павел не убийца?